Это были первые дни 1944 года. Была снежная, не очень морозная погода. Я,эвакуированный мальчик из Москвы, шёл по центру города Бугульма. Спешил на новогоднею ёлку. В кармане старенького пальтишка - билет на праздник, который мне вручила наша учительница за хорошую учёбу в первом классе.
Войдя в просторный зал, я услышал музыку. Дяденька баянист, сидя на стуле, перебирая блестящие лады, наигрывал весёлые песенки, а дети пели и плясали, кружась вокруг высокой и пушистой ёлки. Ёлка была украшена различными игрушками. Среди зелёных ветвей мелькали яркие хлопушки, китайские фонарики и белые снежинки. А рядом - настоящий живой дед Мороз. Он загадывал нам загадки и вместе с нами пел песенки. И,мы, наверное, впервые услышали:"В лесу родилась ёлочка."
Потом нас позвали в кинозал, где мы на белоснежном экране увидели фильм-сказку о "Маленьком Муке". Мук маленького роста, карлик с большой головой, на голове огромная чалма, на поясе халата, длинный-предлинный кинжал, который мешал ему ходить и мы все поэтому весело смеялись.
Сначала Мук служил у злой старухи, потом у жестокого восточного короля. Ему часто грозила смерть, но он сумел избежать расправы и благополучно сбежал из королевского дворца. Мы - мальчишки - кричали, свистели, стараясь изо всех сил помочь маленькому смешному карлику. А девчонки плакали, жалея его.
После окончания фильма, немного грустные и слегка возбуждённые, выходили из зала, где на выходе каждому из нас в бумажном кульке вручили по небольшой краюшке чёрного, ржаного, горячего, парного хлеба. Это был очень вкусный хлеб... очень вкусный.Роман Койфман
Зверинец коммунальный вымер.
Но в семь утра на кухню в бигуди
Выходит тетя Женя и Владимир
Иванович с русалкой на груди.
Почесывая рыжие подмышки,
Вития замороченной жене
Отцеживает свысока излишки
Премудрости газетной. В стороне
Спросонья чистит мелкую картошку
Океанолог Эрик Ажажа -
Он только из Борнео.
Понемножку
Многоголосый гомон этажа
Восходит к поднебесью, чтобы через
Лет двадцать разродиться наконец,
Заполонить мне музыкою череп
И сердце озадачить.
Мой отец,
Железом завалив полкоридора,
Мне чинит двухколесный в том углу,
Где тримушки рассеянного Тёра
Шуршали всю ангину. На полу -
Ключи, колеса, гайки. Это было,
Поэтому мне мило даже мыло
С налипшим волосом...
У нас всего
В избытке: фальши, сплетен, древесины,
Разлуки, канцтоваров. Много хуже
Со счастьем, вроде проще апельсина,
Ан нет его. Есть мненье, что его
Нет вообще, ах, вот оно в чем дело.
Давай живи, смотри не умирай.
Распахнут настежь том прекрасной прозы,
Вовеки не написанной тобой.
Толпою придорожные березы
Бегут и опрокинутой толпой
Стремглав уходят в зеркало вагона.
С утра в ушах стоит галдеж ворон.
С локомотивом мокрая ворона
Тягается, и головной вагон
Теряется в неведомых пределах.
Дожить до оглавления, до белых
Мух осени. В начале букваря
Отец бежит вдоль изгороди сада
Вслед за велосипедом, чтобы чадо
Не сверзилось на гравий пустыря.
Сдается мне, я старюсь. Попугаев
И без меня хватает. Стыдно мне
Мусолить малолетство, пусть Катаев,
Засахаренный в старческой слюне,
Сюсюкает. Дались мне эти черти
С ободранных обоев или слизни
На дачном частоколе, но гудит
Там, за спиной, такая пропасть смерти,
Которая посередине жизни
Уже в глаза внимательно глядит.
1981
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
