Автобус крутит по Кирьят-Яму, Кирьят-Бялику, Кирьят-Моцкину и прочим маленьким городкам Крайот. Уже много лет я пользуюсь услугами автобусной копании"Эгет". Езжу на работу и по житейским делам.
Как правило, автобус не бывает переполнен, поездка обычно приятна и комфортна. И я, от нечего делать, часто наблюдаю, как люди входят и выходят из общественного транспорта. Особенно любопытно наблюдать за престарелыми людьми. Готовится к выходу уже давно не молодая пара. Он, её верный спутник, начинает направляться к выходу первым, во время движения это сложновато. Она неторопливо передвигается на нетвёрдых ногах всед за мужем. Остановка. Мужчина спускается. С точки зрения нетерпеливого пассажира, спуск длится примерно около получаса. Наконец, он снаружи.
Ну, спустился ты, дед, и давай хиляй в сторону дома. Нет. Этот старый, извините хрен, ещё и джентльмен. Он без неё не пойдёт. Он быстро, как ему кажется, разворачивается, на что уходит ещё полчаса, и протягивает ей руку.
И она, эта перечница, стоит на верхней ступеньке и спускаться не собирается, ждёт его протянутую руку, и только увидев эту немощную мужскую длань, руку, на которую опирается уже много, много лет, она начинает свой неторопливый спуск. Спуск длится не менее часа, его протянутая рука придерживает это дряблое тело, которое когда-то его безмерно волновало, и возможно, волнение уже ушло, но сладкий осадок былого ещё теплится в его слабом теле. Наконец, они оба рядом. И только убедившись в том, что старички на безопасном расстоянии, терпеливый водитель начинает движение автобуса.
И я подумал: а если бы эта пара вот таким образом выходила бы в Москве, ну скажем возле станции Щёлковская, или Речной вокзал, или Кузьминки, им бы наши товарищи, ныне господа, популярным , доступным языком, объяснили бы, когда им лучше ездить, на чём и где.
Боясь расплескать, проношу головную боль
в сером свете зимнего полдня вдоль
оловянной реки, уносящей грязь к океану,
разделившему нас с тем размахом, который глаз
убеждает в мелочных свойствах масс.
Как заметил гном великану.
В на попа поставленном царстве, где мощь крупиц
выражается дробью подметок и взглядом ниц,
испытующим прочность гравия в Новом Свете,
все, что помнит твердое тело pro
vita sua - чужого бедра тепло
да сухой букет на буфете.
Автостадо гремит; и глотает свой кислород,
схожий с локтем на вкус, углекислый рот;
свет лежит на зрачке, точно пыль на свечном огарке.
Голова болит, голова болит.
Ветер волосы шевелит
на больной голове моей в буром парке.
1974
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
