из цикла "месяц верасень спрэс атручаны рэчаіснасьцю"
Вы готовы к боли и страданиям?
Нервным-впечатлительным, детям,
беременным и прочим таким не рекомендуется.
Да, и этим, как их..
религиозным, наверное, тоже.
- Вы готовы к боли и страданиям?!?!
- Вы готовы?!
- Вы готовы!
- Тогда мы начинаем наше шоу!
- Первый участник, какое там, к черту участник, гость нашего конкурса, почетный гость нашего конкурса…
Толпа:
- На кол! На кол!
По периметру колизея, вращаясь, бьют в небо мощные прожекторы. Их лучи хаотично выхватывают из темноты снижающийся на арену вертолет. Шума летательного аппарата абсолютно не слышно, его заглушает громкая музыка в стиле black fucking metall. С ней соперничает лишь микрофон шоумена да звук с установленных на трибунах микрофонов выводится в нужные моменты, чтобы толпа могла слышать себя. Музицирующий ансамбль, со всем характерным для него антуражем, располагается рядом с ареной на отдельных подмостках. По краям сцены в четырех клетках за металлическими прутьями извиваются девки-стриптизерши. Арену окружают газовые горелки, поочередно изрыгающие порции пламени.
- Итак, гость, гость нашего конкурса, - вульгарно кривляясь выкрикивает конферансье, - Мистер Крепкая Задница!
Объявленный гость конкурса показывается из дверцы фезюляжа и начинает спускаться на арену по веревочной лестнице, сброшенной с борта вертолета. Он облачен в блестящий костюм супермена. Каждое его движение преисполнено пафоса.
- На кол! На кол! – ликует толпа.
Неожиданно винт вертолета отделяется от корпуса, словно отстреленный, и косо улетает в правый сектор трибун. Деструкция аппарата сопровождается вспышкой и задымлением. Нарастающий волной крик толпы заглушает на время музыку.
Вертолет падает на арену, подминая Мистера Крепкая Задница, болтающегося на лестнице. Изломанные лопасти винта, убив и покалечив изрядное количество зрителей, застывают неподвижно на трибуне. Прожекторы, доселе беспорядочно буравившие небо, разом, как по команде, устремляют свои лучи на арену, в центр.
- О, Боги! – коферансье картинно заламывает руки, - Какое потрясение! Какое чрезвычайное происшествие!
Нет сомнений, что все это подстроено. Адская музыка не стихает, наоборот усиливается. В свете прожекторов видно, как из-под обломков вертолета выбирается Мистер Крепкая Задница, следом за ним пилот. Пилот с трудом ползет на руках, очевидно, у него поврежден позвоночник.
- Но вы знали! Вы ждали! Вы хотели этого! – простирая руки к публике вещает конферансье, на лице его маска безумия.
- На кол! На кол! – неистовствует толпа.
В правом секторе искалеченные вертолетным винтом то протягивают руки в мученических жестах о помощи, скользя в лужах собственной крови, то отчаянно пытаются зажимать руками раны, не совместимые с жизнью. Но до них никому нет дела, никто не собирается им помогать, устремленные на них взгляды жадно ищут только эмоций и острых впечатлений от этого ужасного зрелища.
- Вы хотели этого!
- На кол!
На арене появляются люди в одежде, стилизованной под одежду древнеримских легионеров, с короткими мечами на поясах. Деловито подхватывают под руки очумелого Мистера Крепкая Задница и волокут к переднему краю арены. В это же время один из них оттаскивает от вертолета пилота, легко переворачивает его на спину и добивает резким и точным ударом меча в горло.
- Не справился! – резюмирует по этому поводу конферансье, подразумевая неудачную посадку.
Наряженный легионером атлет-убийца наступает ногой на живот пилоту и надавливает-качает с тем, чтобы кровь из рассеченных артерий фонтанировала. Это производит определенное впечатление на публику. Его показывают на большом экране, установленном позади арены, затем показывают еще более крупный план – лицо и рот легионера, он улыбается жизнеутверждающе и гордо, видны его большие ровные белые идеальные зубы здорового человека. Зубы на весь экран демонстрируют 23 секунды. Все это время атлет не перестает улыбаться.
Обломки вертолета, зацепив тросами, утягивают прочь с арены.
- И как же мы поступим с незадачливым Мистером Крепкая Задница? – возвращает к себе зрительское внимание конферансье.
- На кол!!! На кол!!!
- Желание публики для меня закон! – расплывается тот в улыбке и делает жест рукой легионерам.
Те устанавливают в вертикальное положение заготовленный заранее толстый заостренный кол, срывают сильными руками с Мистера Крепкая Задница брюки.
Конферансье приближается и протягивает к его лицу микрофон:
- Что скажете?
Мистера Крепкая Задница переполняют эмоции, не позволяющие ему что-либо связно сказать, он издает лишь несколько сдавленных выкриков.
- Вот то то и оно! – возвращает себе микрофон конферансье и нагибается к лицу терзаемого, - Мы то ждали прибытия героя, а вы, милейший, проявили себя полнейшим неудачником, да, да!
Выпрямившись, обращается к публике указывая на него рукой:
- Неудачник!
Толпа:
- На кол! На кол!
Шоумен делает ожесточенное лицо, словно неожиданно преисполнившись ненависти к Мистеру Крепкая Задница, вытянутая рука его убедительно переворачивается большим пальцем вниз, демонстрируя перед лицом несчастного известный жест из той же древнеримской традиции, не сулящий ничего хорошего. Бросает легионерам:
- Делайте!
Распутные девки в клетках уже не ограничиваются просто стриптизом, в их руках появились фаллоимитаторы и они бесстыдно пускают их в ход.
Мучители четкими отработанными движениями сажают несостоявшегося героя на кол. Он трепыхается, истошно кричит. По колу вниз струится его кровь и моча. Эту картинку также крупно выводят на большой экран. Чередуют картнки с различных камер: вот конвульсии жертв вертолетного винта, вот перекошенные нездоровой эйфорией лица зрителей, вот девка в клетке нещадно пользуя себя искуственным фаллосом изображает, неестественно переигрывая, оргазм, вот вновь истекающая кровью жертва на колу.
В подобном ключе шоу продолжается еще около полутора часов. С усердием обыгрываются всевозможные пытки и казни едва ли не всех времен и народов мира. Свет и тень, огонь газовых факелов. Мучители предстают в нарядах то викингов, то индейцев, то африканцев-людоедов, прочих варваров, не знавших слова Божьего. Фоном происходящему служат сокрушающие рассудок музыкальные номера и половые акты в исполнении “актеров”, как правило в извращенной форме, в том числе с животными и еще не остывшими телами жертв шоу. С экстазом зрителей на трибунах не может сравнится никакой чемпионат мира по футболу.
Очередного героя, оказавшегося на поверку неудачником, намереваются сжечь заживо. Он уже привязан цепями к столбу, уже подожжен хворост, вот-вот займутся дрова.
- Кааазнь без пролииития крови! – театрально жестикулируя нараспев выкрикивает конферансье, - Как самочувствие, Мистер Астроном?
Неожиданно небо вокруг колизея озаряется ярким белым светом. Мрак исчезает, словно его и не было. Становится не просто светло, как днем, а значительно ярче. Лучи прожекторов уже не видны.
Непонятно откуда появившись, арену пересекает худощавый бородатый мужчина с длинными волосами. Он представляет собой некий собирательный обобщенный образ Иисуса и хиппи одновременно. Над головой его нимб.
Грохот музыки стихает внезапно оборвавшись. Все: шоумен, палачи, порно-актеры, зрители в неподдельном удивлении застывают.
Пока длится немая сцена, хиппи-Иисус подходит к костру, распахивает свои одежды и начинает мочиться на дрова, гася пламя.
***
По окночании закртытого просмотра:
- Ну, коллега, и как Вам?
- Ну что сказать... Фильм конечно не однозначный, весьма не однозначный, такой нерв...
- Да, это, определенно, элитарное кино, не для широкой публики.
- И это, вы говорите, тот самый режисер?
- Да, именно он. Еще три года назад член протестанской общины “Мир с Господом”, затем порвал с ними все отношения, а вскоре после монтажа этого материала оказался в психиатрической лечебнице, где пребывает по сей день.
- Причем заметьте коллеги, мое внимание обратил на себя тот факт, что этот его Мессия, несмотря на явно сознательно использованный хрестоматийный образ, в финальной сцене справляет малую нужду стоя, что совсем не в ближневосточной традиции.
- Веротяно, Вам можно возразить, что фильм ориентирован на европейского зрителя, да и согласитесь, не так то легко присесть над горящим костром. В угоду символизму автор вполне мог поступиться этими вторичными деталями, впрочем я не собираюсь выступать в роли апологета его творчества, отнюдь, отнюдь...
Потому что искусство поэзии требует слов,
я - один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой,-
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.
Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф - победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.
Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя.
Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя,-
это чувство забыл я.
В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны,
стены тюрем, пальто, туалеты невест - белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки.
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;
пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей -
деревянные грелки.
Этот край недвижим. Представляя объем валовой
чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,
вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках.
Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.
Даже стулья плетеные держатся здесь
на болтах и на гайках.
Только рыбы в морях знают цену свободе; но их
немота вынуждает нас как бы к созданью своих
этикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом.
Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах,
свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.
Кочет внемлет курантам.
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут -
тут конец перспективы.
То ли карту Европы украли агенты властей,
то ль пятерка шестых остающихся в мире частей
чересчур далека. То ли некая добрая фея
надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.
Сам себе наливаю кагор - не кричать же слугу -
да чешу котофея...
То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом,
то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом.
Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза,
паровоз с кораблем - все равно не сгоришь от стыда:
как и челн на воде, не оставит на рельсах следа
колесо паровоза.
Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"?
Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,
обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,
как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;
но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
продырявленным вправе.
Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
времена, неспособные в общей своей слепоте
отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.
Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.
Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,
чтоб спросить с тебя, Рюрик.
Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика.
Не по древу умом растекаться пристало пока,
но плевком по стене. И не князя будить - динозавра.
Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора
да зеленого лавра.
Декабрь 1969
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
