Жизнь сползает со своей вершины и уже давно не греет под одеялом, а счастья все нет.
Предлагали, да, – но если я не очень против.
Никто не завоевывал, не крал, не добивался права меня осчастливить во что бы то ни стало.
Кружили, метили территорию, исполняли брачный танец – но если я не против.
Да я не ПРОТИВ, но все как-то не очень настойчиво добивались…Хотелось, чтобы я ему - нет! А он мне – да!
Я – против, а он – да что ты, что ты, дай еще один шанс! Только о тебе, только для тебя…
-Ну не теперь, дай подумать…
А он: нет, не могу, мне без тебя прямо смерть, просто никак…
Такому не отказала бы. Иначе Родина потеряет героя, бойца, мужчину. А я ведь – Родина. Но, увы, мне не пришлось так высоко жертвовать собой.
…Как – то не заметила, что все подруги уже замужем, а я как флагманский крейсер все одна да одна волну гоню, устремленная вперед. Что там - впереди? А черт его знает…Надо разглядеть, напряженно вглядываясь вперед.
Бывало в трамвае на билет деньги передают – передают, а я как гляну на предыдущего в цепочке – так цепочка сразу и обрывается. Деньги вокруг идут: боятся меня мужики.
Как у меня муж пригрелся и задержался – ума не приложу.
Ти- и -ихий такой был поначалу, полезный – ну там закрутить чего, прибить… Несча -астный!!!... Прикидывался, значит, чтоб я его пожалела.
Пожалела. А он потом так осмелел! Я ему – нет! А он мне, прямо в лицо – да! Я против, а он идет себе и делает, как знает. Так по сей день и грыземся, спасу нет! Уже 30 лет…
А как любовью своей замучивает!...Под 60, а все туда же… Хоть бы любовницу какую завел, все ж помощь мне какая…Так не хочет, видите ли ему нужна я – это чтоб мне во вред, нарочно…
Конечно, трех сыновей мне пришлось родить, всех подняли. Даже дочечку думали завести, помощницу…Да признаки беременности оказались призраками старости. Поздно… Сейчас ей было бы 12. Уже лифчик бы носила, посуду маме мыла бы…
Без дочки, что уж тут…
Правду люди говорят: лучше у дочки под столом, чем у невестки за столом…
А без дочки теперь вокруг меня снуют восемь ботинок 43 размера… Когда они заходят сюда на цыпочках проведать меня, половицы гнутся и скрипят – я жалею, что они уже так выросли, включая живот моего мужа…
А сегодня, что Мой удумал: в одну тарелку с горячим пюре положил холодный салат! За тридцать лет не смог – таки запомнить, что салат нужно подавать отдельно, в салатнице, тем более, что в постель…И ничего не скажи – он так нагло мне отвечает, что знает все мои ответы и все мои вопросы!
Нет, жизнь идет к закату, а счастья как не было, так и нет… Как не было, так и нет… Так и нет…
Я завещаю правнукам записки,
Где высказана будет без опаски
Вся правда об Иерониме Босхе.
Художник этот в давние года
Не бедствовал, был весел, благодушен,
Хотя и знал, что может быть повешен
На площади, перед любой из башен,
В знак приближенья Страшного суда.
Однажды Босх привел меня в харчевню.
Едва мерцала толстая свеча в ней.
Горластые гуляли палачи в ней,
Бесстыжим похваляясь ремеслом.
Босх подмигнул мне: "Мы явились, дескать,
Не чаркой стукнуть, не служанку тискать,
А на доске грунтованной на плоскость
Всех расселить в засол или на слом".
Он сел в углу, прищурился и начал:
Носы приплюснул, уши увеличил,
Перекалечил каждого и скрючил,
Их низость обозначил навсегда.
А пир в харчевне был меж тем в разгаре.
Мерзавцы, хохоча и балагуря,
Не знали, что сулит им срам и горе
Сей живописи Страшного суда.
Не догадалась дьяволова паства,
Что честное, веселое искусство
Карает воровство, казнит убийство.
Так это дело было начато.
Мы вышли из харчевни рано утром.
Над городом, озлобленным и хитрым,
Шли только тучи, согнанные ветром,
И загибались медленно в ничто.
Проснулись торгаши, монахи, судьи.
На улице калякали соседи.
А чертенята спереди и сзади
Вели себя меж них как Господа.
Так, нагло раскорячась и не прячась,
На смену людям вылезала нечисть
И возвещала горькую им участь,
Сулила близость Страшного суда.
Художник знал, что Страшный суд напишет,
Пред общим разрушеньем не опешит,
Он чувствовал, что время перепашет
Все кладбища и пепелища все.
Он вглядывался в шабаш беспримерный
На черных рынках пошлости всемирной.
Над Рейном, и над Темзой, и над Марной
Он видел смерть во всей ее красе.
Я замечал в сочельник и на пасху,
Как у картин Иеронима Босха
Толпились люди, подходили близко
И в страхе разбегались кто куда,
Сбегались вновь, искали с ближним сходство,
Кричали: "Прочь! Бесстыдство! Святотатство!"
Во избежанье Страшного суда.
4 января 1957
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
