Старая, придавленная к земле годами, Баба Настя сидела у окна и смотрела на улицу. Домик её был на самой окраине деревни, у тропинки, ведущей к лесу.
Конечно, годы давали о себе знать, и она уже не так быстро, как раньше работала по – хозяйству. Вечером она усаживалась у окна. Она ничего не высматривала, никого не ждала, просто сидела у окна. Перед её глазами медленно проплывала настоящая, неподдельная жизнь.
Иногда всплывали воспоминания, прерываемые непонятными и необъяснимыми провалами. Желания возникали редко. Казалось, что ей уж ничего не хотелось. Во всём была тишина, нарушаемая уличными звуками.
Так она часами сидела, и, когда наступал вечер, по привычке, шла спать, а проснувшись утром, когда слабые солнечные лучики нежно прикасались к земле, подчиняясь силе, всё той же привычки, - вставала и выходила во двор.
Всё время, сколько она помнила себя, прожила в деревне, никуда не выезжая. И настолько свыклась с этой мыслью, что если бы ее спросили, что находится за околицей, то не ответила бы, ведь кроме деревни ничего не знала, да , по правде говоря, она и знать то не хотела.
Весь мир умещался в деревне. Здесь она родилась, вышла замуж, нарожала детей. За пределами деревни - даль, чужбина. Она ходила в лес по грибы, ходила в соседние деревни. Это всё было своё, но было что- там…вдали – это чужое.
Когда она думала о том, что там - вдали, то терялась, и не хватало ни слов, ни мыслей, чтобы представить или описать это. Если бы ей сказали, что там живут люди с песьими головами, то она, поохав, поверила бы, не подвергая сказанное сомнению.
В молодости она никогда не сидела без дела. У неё никогда не было ни минутки сводного времени, но людей за лень не осуждала.
Она всегда жалела людей.
Какой прок в осуждении? Оно только озлобляет, а на земле и так много людей злых и неприкаянных
Казалось, что плохое делается не потому, что есть желание, а по непониманию, но верила - наступит время и все будет хорошо. Уж очень ей хотелось этого. Прошли годы, но вера не померкла, не стала меньше, наоборот укрепилась.
Многое она повидала на своём веку. Нельзя сказать, что жизнь складывалась удачно, но вера в хорошее, которое когда-нибудь обязательно наступит, помогала жить, справляться с трудностями, а их было более, чем достаточно.
Новое воспринимала стойко. Правда, возникала мысль о волшебстве, и чудилось - люди могут найти в этой новизне счастье. О нём она раньше мечтала, хотя и не знала, что это такое.
Иногда, наоборот, в новизне виделось что-то страшное, железное, что таит в себе смерть и разрушения.
Когда в деревне появился телевизор, Баба Настя пошла, вместе со всеми, посмотреть на диковинку, но, посидев минут пятнадцать около экрана, почувствовала усталость от беспрерывного мелькания картинок, непонятных слов и искусственно улыбающихся людей, встала, поблагодарила и тихо пошла домой.
Через несколько лет, сын предложил ей купить телевизор, она пристально посмотрела на него, помолчала, но потом твердо сказала:
- А пошто он мне? Чай, всю жизнь без него прожила, да и стара я, картинки смотреть...
На этом разговор закончился, но твердая уверенность в ненужности телевизора стала постоянной, ведь его ей заменяло окно. А уж здесь в отличие от телевизора все настоящее, живое.
Гости к ней приходили нечасто, да и то, всё больше родные. Когда все собирались, то на душе был праздник, она любила сесть немного поодаль и смотреть на них. И все время хотелось подложить в тарелку что-то вкусное, особенно младшим.
Это осталось от войны.
Она не помнила, что это была за война, но твёрдо знала, что принесла она голод и похоронки. До сих пор, особенно по ночам ей чудился крик Варьки, которая и с мужиком-то пожить то не успела, а как жалела его!
Как жалела ….
Она кричала так, что кровь в жилах леденела. Не сдюжила баба. Захирела, затосковала и высохла. И ушла, вслед за своим суженным…
Летом она ходила к ней на могилку. Старалась, по силе возможности, не забывать все могилки, но эту - особенно.
Из сыновей в живых осталось четверо. Занятые делами, они заходили редко, но зато часто посещали ее внуки. Она их любила и баловала, считая, что они младшенькие. В них она видела своих детей, поэтому частенько путала имена. Те привыкли к этому и веселились, когда она кого-нибудь из них называла другим именем. Она не обижалась, а только посмеивалась.
Внуки подрастали, но приходили часто, иногда вместе: спорили, смеялись и добродушно над ней подтрунивали, и в эти минуты у нее самой прибавлялось сил.
Став прабабкой, отнеслась к этому спокойно. Она видела, как старели её родители и, когда приходило их время - уходили.
Давным - давно священник сказал ей, что на землю люди приходят голыми, такими и уходят.
Эти слова запали в душу.
Она считала, что люди не умирают, что они уходят.
Куда?
Не знала.
Но твёрдо верила в одно – не умирают, а уходят.
Правда, иногда, она думала, что они уходят в лето…туда, где всегда тепло и зелено.
Когда ей приносили подарки, то она их прятала, а потом раздавала детишкам. Всё раздавала, поэтому в горнице у неё было бедновато. Становилось не по себе, когда в комнате стояли лишние предметы - люди теряются в них, как в дремучем лесу, во всех этих шкафах, стеллажах...
Пугали даже названия.
Слышалась в них насмешка над человеком.
Если бы ее спросили, сколько она живёт на свете, то она не смогла бы ответить.
Понятие времени потеряло смысл.
Она жила - и всё, а всё остальное - время, возраст потеряли всякое значение.
Это в молодые годы хочется задерживать мгновение, а потом, когда отгорят заботы и тревоги – всё остынет, поутихнет.
Другие законы начинают править жизнью. Понимание приходит с годами. Только в молодости время воспринимается особым образом, когда весною пьянит воздух.
Сейчас и весна не радовала.
Страсти ушли.
Осталось в душе чувство жалости ко всему. Особенно к детям. Их она беззаветно любила.
Подруг осталось мало. Да и те, в последнее время, стали сдавать. Недавно ушла Меланья. Когда её хоронили, то плакали мало. Говорили, что покойнице повезло - стояла хорошая погода, солнышко яркое-яркое и земля мягкая...
Смерти не боялась. Верила, после смерти жизнь не кончается.
Было смутное, неясное ощущение перехода из этой жизни в ту другую жизнь. Тот Свет.
Но Свет!
Не в темноту, а куда-то туда... в лето…. в свет
Что там, за чертой, разделяющей здесь и там - она не знала, да и не хотела знать.
Слова она делила на злые и добрые, а еще были холодные слова. Когда их слышала - сердце сжималось, будто его коснулся мороз.
Вспоминалось, как младший сын пришел и объявил, что хочет жениться. Она спросила:
- Зачем?
- Как это зачем? - растерялся он.
- Зачем ты хочешь жениться?
- Ну... люблю что ли...
- Любишь? А как узнал об этом?
- Как... Как... Будто сама не знаешь! Пора настала!
Сквозь завесу слёз, она посмотрела на него, и ей стало так жалко младшенького, себя, его будущую жену, что захотелось заслонить его. Прошептала:
- Нет на то... моего согласия...
Не жалеешь ты её...
Она не верила слову «люблю». Было в нем что-то холодное. Сказавший такое - бросит, когда наступит черный день...
Она всегда жалела людей.
Сын не послушал. Женился... Родился внук.
Младшенький ушел на войну и не вернулся.
В первые дни этой проклятой невыносимой войны!
Слёзы катились по щекам. Сейчас многие, она это замечала, считали слёзы чем-то вроде пережитка, но она так не думала.
Она знала, что слёзы – это Божья роса и они омывают душу.
В жизни трудно без поддержки. Когда ты один на всем белом свете и некому доброго слова сказать, сердце черствеет. Она не любила одиночества.
Ее правнук, ученик пятого класса, однажды сказал ей:
- Чего ты, баб Насть, все причитаешь - жалеть, жалеть, - он передразнил её, - ведь так уже никто не говорят, а жалеют слабых да убогих, как Колька.
Колька - это деревенский дурачок, пасший коров, - обладал одним качеством - никогда никого не обижал, хотя мальчишки его дразнили. Он зла на них не таил и всех жалел, особенно маленьких.
Она вздрогнула, будто её стегнули кнутом. Вначале в память мелькнул образ тестя, кричавшего, что он убьёт ее мужа... Потом увидела себя: она метнулась между мужем, бледным как полотно, и отцом... Боль нагайки...
Вздохнув, передернула плечами, увидела лукавые глаза внука, светившиеся торжеством мальчишки, уверенным в своей правоте.
Шершавой рукой, с темными крючковатыми пальцами, она погладила его по голове, улыбнулась и сказала:
- Не говорят? Ну и ладно... Бог с ними!
И больше ничего. Она знала, что наступит время, когда он все поймет.
Она всегда жалела людей.
В окно постучали. На улице стоял внук, вернувшийся из-за такой дали, что дух захватывало.
- Заходь, мил человек... Вон, какой ты стал. Чудной! Прямо как птица райская.
- Да что ты, баба Настя. Какой и был.
- Ну, раздевайся.
- Баб, я те конфет принёс.
Она сидела в уголке и рассматривала конфеты, которые были в ярких обертках с какими-то непонятными буквами. Всматриваясь в незнакомые буквы, дивилась и, наконец, тихо произнесла:
Приснился раз, бог весть с какой причины,
Советнику Попову странный сон:
Поздравить он министра в именины
В приемный зал вошел без панталон;
Но, впрочем, не забыто ни единой
Регалии; отлично выбрит он;
Темляк на шпаге; всё по циркуляру —
Лишь панталон забыл надеть он пару.
2
И надо же случиться на беду,
Что он тогда лишь свой заметил иромах,
Как уж вошел. «Ну, — думает, — уйду!»
Не тут-то было! Уж давно в хоромах.
Народу тьма; стоит он на виду,
В почетном месте; множество знакомых
Его увидеть могут на пути —
«Нет, — он решил, — нет, мне нельзя уйти!
3
А вот я лучше что-нибудь придвину
И скрою тем досадный мой изъян;
Пусть верхнюю лишь видят половину,
За нижнюю ж ответит мне Иван!»
И вот бочком прокрался он к камину
И спрятался по пояс за экран.
«Эх, — думает, — недурно ведь, канальство!
Теперь пусть входит высшее начальство!»
4
Меж тем тесней всё становился круг
Особ чиновных, чающих карьеры;
Невнятный в аале раздавался звук;
И все принять свои старались меры,
Чтоб сразу быть замеченными. Вдруг
В себя втянули животы курьеры,
И экзекутор рысью через зал,
Придерживая шпагу, пробежал.
5
Вошел министр. Он видный был мужчина,
Изящных форм, с приветливым лицом,
Одет в визитку: своего, мол, чина
Не ставлю я пред публикой ребром.
Внушается гражданством дисциплина,
А не мундиром, шитым серебром,
Всё зло у нас от глупых форм избытка,
Я ж века сын — так вот на мне визитка!
6
Не ускользнул сей либеральный взгляд
И в самом сне от зоркости Попова.
Хватается, кто тонет, говорят,
За паутинку и за куст терновый.
«А что, — подумал он, — коль мой наряд
Понравится? Ведь есть же, право слово,
Свободное, простое что-то в нем!
Кто знает! Что ж! Быть может! Подождем!»
7
Министр меж тем стан изгибал приятно:
«Всех, господа, всех вас благодарю!
Прошу и впредь служить так аккуратно
Отечеству, престолу, алтарю!
Ведь мысль моя, надеюсь, вам понятна?
Я в переносном смысле говорю:
Мой идеал полнейшая свобода —
Мне цель народ — и я слуга народа!
8
Прошло у нас то время, господа, —
Могу сказать; печальное то время, —
Когда наградой пота и труда
Был произвол. Его мы свергли бремя.
Народ воскрес — но не вполне — да, да!
Ему вступить должны помочь мы в стремя,
В известном смысле сгладить все следы
И, так сказать, вручить ему бразды.
9
Искать себе не будем идеала,
Ни основных общественных начал
В Америке. Америка отстала:
В ней собственность царит и капитал.
Британия строй жизни запятнала
Законностью. А я уж доказал:
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье!
10
Нет, господа! России предстоит,
Соединив прошедшее с грядущим,
Создать, коль смею выразиться, вид,
Который называется присущим
Всем временам; и, став на свой гранит,
Имущим, так сказать, и неимущим
Открыть родник взаимного труда.
Надеюсь, вам понятно, господа?»
11
Раадался в зале шепот одобренья,
Министр поклоном легким отвечал,
И тут же, с видом, полным снисхожденья,
Он обходить обширный начал зал:
«Как вам? Что вы? Здорова ли Евгенья
Семеновна? Давно не заезжал
Я к вам, любезный Сидор Тимофеич!
Ах, здравствуйте, Ельпидифор Сергеич!»
12
Стоял в углу, плюгав и одинок,
Какой-то там коллежский регистратор.
Он и к тому, и тем не пренебрег:
Взял под руку его: «Ах, Антипатор
Васильевич! Что, как ваш кобелек?
Здоров ли он? Вы ездите в театор?
Что вы сказали? Всё болит живот?
Aх, как мне жаль! Но ничего, пройдет!»
13
Переходя налево и направо,
Свои министр так перлы расточал;
Иному он подмигивал лукаво,
На консоме другого приглашал
И ласково смотрел и величаво.
Вдруг на Попова взор его упал,
Который, скрыт экраном лишь по пояс,
Исхода ждал, немного беспокоясь.
14
«Ба! Что я вижу! Тит Евсеич здесь!
Так, так и есть! Его мы точность знаем!
Но отчего ж он виден мне не весь?
И заслонен каким-то попугаем?
Престранная выходит это смесь!
Я любопытством очень подстрекаем
Увидеть ваши ноги... Да, да, да!
Я вас прошу, пожалуйте сюда!»
15
Колеблясь меж надежды и сомненья:
Как на его посмотрят туалет, —
Попов наружу вылез. В изумленье
Министр приставил к глазу свой дорнет.
«Что это? Правда или наважденье?
Никак, на вас штанов, любезный, нет?» —
И на чертах изящно-благородных
Гнев выразил ревнитель прав народных.
16
«Что это значит? Где вы рождены?
В Шотландии? Как вам пришла охота
Там, за экраном снять с себя штаны?
Вы начитались, верно, Вальтер Скотта?
Иль классицизмом вы заражены?
И римского хотите патриота
Изобразить? Иль, боже упаси,
Собой бюджет представить на Руси?»
17
И был министр еще во гневе краше,
Чем в милости. Чреватый от громов
Взор заблестел. Он продолжал: «Вы наше
Доверье обманули. Много слов
Я тратить не люблю». — «Ва-ва-ва-ваше
Превосходительство! — шептал Попов. —
Я не сымал... Свидетели курьеры,
Я прямо так приехал из квартеры!»
18
«Вы, милостивый, смели, государь,
Приехать так? Ко мне? На поздравленье?
В день ангела? Безнравственная тварь!
Теперь твое я вижу направленье!
Вон с глаз моих! Иль нету — секретарь!
Пишите к прокурору отношенье:
Советник Тит Евсеев сын Попов
Все ниспровергнуть власти был готов.
19
Но, строгому благодаря надзору
Такого-то министра — имярек —
Отечество спаслось от заговору
И нравственность не сгинула навек.
Под стражей ныне шлется к прокурору
Для следствия сей вредный человек,
Дерзнувший снять публично панталоны.
Да поразят преступника законы!
20
Иль нет, постойте! Коль отдать под суд,
По делу выйти может послабленье,
Присяжные-бесштанники спасут
И оправдают корень возмущенья;
Здесь слишком громко нравы вопиют —
Пишите прямо в Третье отделенье:
Советник Тит Евсеев сын Попов
Все ниспровергнуть власти был готов.
21
Он поступил законам так противно,
На общество так явно поднял меч,
Что пользу можно б административно
Из неглиже из самого извлечь.
Я жертвую агентам по две гривны,
Чтобы его — но скрашиваю речь, —
Чтоб мысли там внушить ему иные.
Затем ура! Да здравствует Россия!»
22
Министр кивнул мизинцем. Сторожа
Внезапно взяли под руки Попова.
Стыдливостью его не дорожа,
Они его от Невского, Садовой,
Средь смеха, крика, чуть не мятежа,
К Цепному мосту привели, где новый
Стоит, на вид весьма красивый, дом,
Своим известный праведным судом.
23
Чиновник по особым порученьям,
Который их до места проводил,
С заботливым Попова попеченьем
Сдал на руки дежурному. То был
Во фраке муж, с лицом, пылавшим рвеньем,
Со львиной физьономией, носил
Мальтийский крест и множество медалей,
И в душу взор его влезал всё далей.
24
В каком полку он некогда служил,
В каких боях отличен был как воин,
За что свой крест мальтийский получил
И где своих медалей удостоен —
Неведомо. Ехидно попросил
Попова он, чтобы тот был спокоен,
С улыбкой указал ему на стул
И в комнату соседнюю скользнул.
25
Один оставшись в небольшой гостиной,
Попов стал думать о своей судьбе:
«А казус вышел, кажется, причинный!
Кто б это мог вообразить себе?
Попался я в огонь, как сноп овинный!
Ведь искони того еще не бе,
Чтобы меня кто в этом виде встретил,
И как швейцар проклятый не заметил!»
26
Но дверь отверзлась, и явился в ней
С лицом почтенным, грустию покрытым,
Лазоревый полковник. Из очей
Катились слезы по его ланитам.
Обильно их струящийся ручей
Он утирал платком, узором шитым,
И про себя шептал: «Так! Это он!
Таким он был едва лишь из пелён!
27
О юноша! — он продолжал, вздыхая
(Попову было с лишком сорок лет), —
Моя душа для вашей не чужая!
Я в те года, когда мы ездим в свет,
Знал вашу мать. Она была святая!
Таких, увы! теперь уж боле нет!
Когда б она досель была к вам близко,
Вы б не упали нравственно так низко!
28
Но, юный друг, для набожных сердец
К отверженным не может быть презренья,
И я хочу вам быть второй отец,
Хочу вам дать для жизни наставленье.
Заблудших так приводим мы овец
Со дна трущоб на чистый путь спасенья.
Откройтесь мне, равно как на духу:
Что привело вас к этому греху?
29
Конечно, вы пришли к нему не сами,
Характер ваш невинен, чист и прям!
Я помню, как дитёй за мотыльками
Порхали вы средь кашки по лугам!
Нет, юный друг, вы ложными друзьями
Завлечены! Откройте же их нам!
Кто вольнодумцы? Всех их назовите
И собственную участь облегчите!
30
Что слышу я? Ни слова? Иль пустить
Уже успело корни в вас упорство?
Тогда должны мы будем приступить
Ко строгости, увы! и непокорство,
Сколь нам ни больно, в вас искоренить!
О юноша! Как сердце ваше черство!
В последний раз: хотите ли всю рать
Завлекших вас сообщников назвать?»
31
К нему Попов достойно и наивно:
«Я, господин полковник, я бы вам
Их рад назвать, но мне, ей-богу, дивно...
Возможно ли сообщничество там,
Где преступленье чисто негативно?
Ведь панталон-то не надел я сам!
И чем бы там меня вы ни пугали —
Другие мне, клянусь, не помогали!»
32
«Не мудрствуйте, надменный санкюлот!
Свою вину не умножайте ложью!
Сообщников и гнусный ваш комплот
Повергните к отечества подножью!
Когда б вы знали, что теперь вас ждет,
Вас проняло бы ужасом и дрожью!
Но дружбу вы чтоб ведали мою,
Одуматься я время вам даю!
33
Здесь, на столе, смотрите, вам готово
Достаточно бумаги и чернил:
Пишите же — не то, даю вам слово:
Чрез полчаса вас изо всех мы сил...«»
Тут ужас вдруг такой объял Попова,
Что страшную он подлость совершил:
Пошел строчить (как люди в страхе гадки!)
Имен невинных многие десятки!
34
Явились тут на нескольких листах:
Какой-то Шмидт, два брата Шулаковы,
Зерцалов, Палкин, Савич, Розенбах,
Потанчиков, Гудям-Бодай-Корова,
Делаверганж, Шульгин, Страженко, Драх,
Грай-Жеребец, Бабиов, Ильин, Багровый,
Мадам Гриневич, Глазов, Рыбин, Штих,
Бурдюк-Лишай — и множество других.
35
Попов строчил сплеча и без оглядки,
Попались в список лучшие друзья;
Я повторю: как люди в страхе гадки —
Начнут как бог, а кончат как свинья!
Строчил Попов, строчил во все лопатки,
Такая вышла вскоре ектенья,
Что, прочитав, и сам он ужаснулся,
Вскричал: «Фуй! Фуй!» задрыгал —
и проснулся.
36
Небесный свод сиял так юн я нов,
Весенний день глядел в окно так весел,
Висела пара форменных штанов
С мундиром купно через спинку кресел;
И в радости уверился Попов,
Что их Иван там с вечера повесил, —
Одним скачком покинул он кровать
И начал их в восторге надевать.
37
«То был лишь сон! О, счастие! О, радость!
Моя душа, как этот день, ясна!
Не сделал я Бодай-Корове гадость!
Не выдал я агентам Ильина!
Не наклепал на Савича! О, сладость!
Мадам Гриневич мной не предана!
Страженко цел, и братья Шулаковы
Постыдно мной не ввержены в оковы!»
38
Но ты, никак, читатель, восстаешь
На мой рассказ? Твое я слышу мненье:
Сей анекдот, пожалуй, и хорош,
Но в нем сквозит дурное направленье.
Всё выдумки, нет правды ни на грош!
Слыхал ли кто такое обвиненье,
Что, мол, такой-то — встречен без штанов,
Так уж и власти свергнуть он готов?
39
И где такие виданы министры?
Кто так из них толпе кадить бы мог?
Я допущу: успехи наши быстры,
Но где ж у нас министер-демагог?
Пусть проберут все списки и регистры,
Я пять рублей бумажных дам в залог;
Быть может, их во Франции немало,
Но на Руси их нет — и не бывало!
40
И что это, помилуйте, за дом,
Куда Попов отправлен в наказанье?
Что за допрос? Каким его судом
Стращают там? Где есть такое зданье?
Что за полковник выскочил? Во всем,
Во всем заметно полное незнанье
Своей страны обычаев и лиц,
Встречаемое только у девиц.
41
А наконец, и самое вступленье:
Ну есть ли смысл, я спрашиваю, в том,
Чтоб в день такой, когда на поздравленье
К министру все съезжаются гуртом,
С Поповым вдруг случилось помраченье
И он таким оделся бы шутом?
Забыться может галстук, орден, пряжка —
Но пара брюк — нет, это уж натяжка!
42
И мог ли он так ехать? Мог ли в зал
Войти, одет как древние герои?
И где резон, чтоб за экран он стал,
Никем не зрим? Возможно ли такое?
Ах, батюшка-читатель, что пристал?!
Я не Попов! Оставь меня в покое!
Резон ли в этом или не резон —
Я за чужой не отвечаю сон!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
