Наша мастерская художников, размещалась на верхнем этаже, в старинном особняке 17-го века.
Внизу мастерская краснодеревщика Жукова Иван Андреича. Отношения у нас с ним были самые близкие. К вечеру, напившись, он обычно сидел в большом декоративном кресле, глядя в одну точку, и икал. Кстати, это кресло притащил ему я, найдя на чердаке музея. Он меня изматерил, хотел выбросить вместе с креслом, но смягчился и оставил. А после восстановил. И очень этим гордился. Кресло старинное, с сохранившемся декором, который умело подправил Андреич.
Краснодеревщик он был милостью божьей. Многие работники музеев приходили к нему за помощью, зная наперёд, что поможет. Он восстанавливал шкафы, угрюмые гардеробы, кокетливые кушетки, избалованные пуфики, и многое, многое другое.
Однажды мы всей командой, работали в нашем музее.Заказ был срочный. Оформляли выставку из коллекции И.С.Зильберштейна. Среди этой коллекции акварельные портреты декабристов, работы Николая Бестужева.
Руководил всей подготовкой Евгений Абрамович Минкин. Мужик въедливый, замечал все малейшие промахи. Прекрасно разберался в живописи, знал портретное акварельное искусство, т.е. был очень осведомлённым человеком. Мы его уважали и побаивались, даже Андреич затихал при нём.
Работа кипела: Андреич тут же рядом на станке, изготовлял рамки для портретов. Их нужно было множество. Мы вставляли портретный лист, соблюдая крайнею осторожность. Андреич хотя и не был руководителем, но материл нас за каждую ошибку. Наконец рассвело. Работа подошла к концу, всё было на нужных местах. Этим ранним утром пришёл Евгений Абрамович, довольный осмотрел готовый зал, повернулся к нам сидящим на полу, видимо собираясь что-то сказать. И тут Андреич, устало обратился к Минкину: "Всё в порядке Еврей Абрамыч, всё сделано." Мы смеялись до колик, катаясь по паркету. Вместе с нами смеялся и Еврей Абрамыч.
В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
производит осаду прилавка
грудой свертков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.
Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы.
И разносчики скромных даров
в транспорт прыгают, ломятся в двери,
исчезают в провалах дворов,
даже зная, что пусто в пещере:
ни животных, ни яслей, ни Той,
над Которою - нимб золотой.
Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства -
основной механизм Рождества.
То и празднуют нынче везде,
что Его приближенье, сдвигая
все столы. Не потребность в звезде
пусть еще, но уж воля благая
в человеках видна издали,
и костры пастухи разожгли.
Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица, как пятна.
Ирод пьет. Бабы прячут ребят.
Кто грядет - никому не понятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.
Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь - звезда.
Январь 1972
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
