...и, конечно же, – уютнейший и обширнейший письменный стол с куполами чернильниц, купидонами пресс-папье и небрегающими строгих форм стопами удивительных книг, подле коих – бронзовые ножницы с именем, а лаконичная пепельница из лакового гранита соседствует с начищенным кубком для карандашей и спичечницей в лапках и патине. Обильный пространством и всё-таки уютный письменный стол – маленький домашний Страстной бульвар, место для памятника и, напротив, памятник сам, среди подробностей. За письменным столом не пишут – на нём Памятник, который может быть как раз заслонён Бюстом, требующим иных совершенно ритмов и рифм, – но Памятник непременно есть, он аристократично обязателен в полупоклоне своём, даже если выглядывает из-за Бюста или задвигается за Портрет в стальной рамке, на Памятнике отдыхают глаза от подлостей чужих и собственных, ему можно подмигнуть облегчённо – Бюст серьёзен, а Портрет – прост! Но Памятник есть всегда! Он любим диктаторами письменных столов, он невероятно ловко и разумно вписывается в канцелярщину сукна и тяжеловесность нарочитой беспорядочности, несмотря даже на вольнодумные бакенбарды и аккуратную игривость железных пальцев, а вдруг – и благодаря им. И ещё – памятник необходим! Крайне, всерьёз, откровенно, вот так!.. Любовное чувство к нему пропускает цензура, покойная и непрерываемая ни на один день цензура чернильниц и кофейных чашечек.
Я из земли, где все иначе,
Где всякий занят не собой,
Но вместе все верны задаче:
Разделаться с родной землей.
И город мой — его порядки,
Народ, дома, листва, дожди —
Так отпечатан на сетчатке,
Будто наколот на груди.
Чужой по языку и с виду,
Когда-нибудь, Бог даст, я сам,
Ловя гортанью воздух, выйду
Другим навстречу площадям.
Тогда вспорхнет — как будто птица,
Как бы над жертвенником дым —
Надежда жить и объясниться
По чести с племенем чужим.
Но я боюсь за строчки эти,
За каждый выдох или стих.
Само текущее столетье —
На вес оценивает их.
А мне судьба всегда грозила,
Что дом построен на песке,
Где все, что нажито и мило,
Уже висит на волоске,
И впору сбыться тайной боли,
Сердцебиениям и снам —
Но никогда Господней воли
Размаха не измерить нам.
И только свет Его заката
Предгрозового вдалеке —
И сладко так, и страшновато
Забыться сном в Его руке.
1984
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
