Наташа, очень худая девушка со вздернутым носом, гладила крупного поджарого кота по серо-голубой спине. Наташины глаза были закрыты – она мечтала об английском бульдоге редкой оленьей окраски, со смешными, в частую складку, щеками.
Василий, молодой , но уже начинающий лысеть художник, варил кофе на уютной Наташиной кухне, где только-только завершился ремонт, влетевший не в одну копеечку Наташиному папе.
Василия не очень напрягала роль изготовителя омлетов и поставщика свежевыжатого сока, но если бы вы смогли вглядеться в светло-карие Васильевы глаза то увидели бы в них Wareface , Аркадия с поллитрой, и разговоры о рукопожатных трупах Ходорковского.
Геббельс, кот названный так Василием из-за нелюбви к домашним животным, был философом по призванию, а не по необходимости. Без интереса поглядывая на хромированную мисочку, наполненную сухим Roal Canin, он сочинил примерно следующее стихотворение:
Меня преследуют две-три случайных фразы,
Весь день твержу: печаль моя жирна...
О Боже, как жирны и синеглазы
Стрекозы смерти, как лазурь черна.
Где первородство? где счастливая повадка?
Где плавкий ястребок на самом дне очей?
Где вежество? где горькая украдка?
Где ясный стан? где прямизна речей,
Запутанных, как честные зигзаги
У конькобежца в пламень голубой, —
Морозный пух в железной крутят тяге,
С голуботвердой чокаясь рекой.
Ему солей трехъярусных растворы,
И мудрецов германских голоса,
И русских первенцев блистательные споры
Представились в полвека, в полчаса.
И вдруг открылась музыка в засаде,
Уже не хищницей лиясь из-под смычков,
Не ради слуха или неги ради,
Лиясь для мышц и бьющихся висков,
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых, не держащих пера,
Для укрупненных губ, для укрепленной ласки
Крупнозернистого покоя и добра.
Дышали шуб меха, плечо к плечу теснилось,
Кипела киноварь здоровья, кровь и пот —
Сон в оболочке сна, внутри которой снилось
На полшага продвинуться вперед.
А посреди толпы стоял гравировальщик,
Готовясь перенесть на истинную медь
То, что обугливший бумагу рисовальщик
Лишь крохоборствуя успел запечатлеть.
Как будто я повис на собственных ресницах,
И созревающий и тянущийся весь, —
Доколе не сорвусь, разыгрываю в лицах
Единственное, что мы знаем днесь...
16 января 1934
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
