- Видите ли, уважаемый Иван Семенович, - сказал Сидорову во сне приснившийся ему некий гражданин в безупречном белом костюме. – Все зависит от того, по какую сторону координатной оси Вы находитесь.
Странные вещи происходят с нами во сне, но большинство из них мы воспринимаем как должное и естественное. Мы ведем беседы, темы и содержание которых часто находим бессмысленными только позднее наяву. В силу этого Иван Семенович нисколько не был удивлен появлением в своем сне странного гражданина в белоснежном костюме, сидевшим на том так, что казалось, этот гражданин в нем и родился. Да и осмысленность самой беседы оставляла желать лучшего. Как бы то ни было, Сидоров поддержал собеседника:
- Именно, особенно если речь идет об оси времени.
- Иван Семенович, - надрывая пакетик с растворимым кофе, поморщился обладатель белого костюма, – неужели Вам не мог присниться настоящий, молотый? Не напомните мне, пожалуйста, как зовут Вашего ближайшего друга?
- Охотно напомню. Если Вы имеете ввиду Василия, то его зовут Василий. – Ответил Сидоров, изо всех сил старавшийся приснить настоящий кофе. Получилась фасоль.
- Так вот, Вам предстоит навестить Василия в деревне. Советую прихватить с собой видеокамеру, а то мало ли… - рожденный в костюме начал понемногу расплываться в воздухе. – Позвольте я Вам тут поставлю кое-что занимательное.
- Минуточку! – Вскрикнул Иван Семенович и почувствовал как ему в руки ткнулся штурвал.
Вокруг был безбрежный океан и лишь где-то вдали что-то вдруг мелькнуло.
- Земля! – Крикнули сверху.
- Сам вижу, ротозеи,- пробурчал капитан пиратского судна Сидоров и круто заложил штурвал, направив шхуну к берегу. Он лично стоял на вахте, потому что один знал фарватер этого острова.
Пираты, во главе с Иваном Семеновичем, высадились на острове. Старая бочка, установленная под опахалами ближайшей пальмы, послужила столом, на котором и была разложена карта. Грязный отпечаток пальца на ней указывал место, где были спрятаны сокровища. Одноглазый пират, удивительно похожий на друга Сидорова, Василия, но отличавшийся от последнего количеством глаз, предложил распить по кружке рома и немедля отправиться в путь. Кто-то выдвинул альтернативный порядок действий. Мнения было разделились и едва не вспыхнула ссора, но тут Иван Семенович успел вставить слово о том, что ром забыли погрузить в шлюпку. Одноглазый псевдо-Василий злобно зыркнул на капитана – кажется, он догадался о том, чья вина была в «недосмотре».
Джунгли неохотно расступались перед искателями сокровищ, будто поклялись до последней лианы защищать свою тайну. Тайна оказалась прозаичной пещерой в скале. В ход пошли кирки и лопаты и, наконец, на свет был извлечен тяжелый, обитый железом, одним словом, классический сундук. Замок с него был сбит в мгновение ока. Вопль разочарования пиратов заставил подняться на крыло всех птиц острова: сундук был доверху набит зернами жареного кофе.
Сразу следом за воплем, последовала стандартная процедура отстранения капитана от занимаемой должности. В качестве выходного пособия были предложены: бывший остров сокровищ, шлюпка, запас еды, бочонок с пресной водой и пистолет с одним зарядом. Излишне будет упомянуть, что еще неостывшее кресло руководителя было занято одноглазым Брутом. Справедливости ради, следует заметить, что найденные сокровища были целиком предоставлены в распоряжение низложенного Ивана Семеновича.
Сидоров следил за удаляющейся шхуной, пока та не скрылась за горизонтом, а потом направился к пещере: надо было как-то обустраиваться с жильем. Едва он перетаскал с берега свой нехитрый скарб, как зазвонил телефон и Иван Семенович проснулся.
- Алло!
- Вань, ты? Беда! У меня Василий пропал. Три дня уже.
- В милицию обращалась?
- Нет. Понимаешь, он в деревню уехал. Самогон небось хлещет. Ты бы съездил за ним, а?
- В какую еще деревню? Зачем?
- Дом там ему в наследство достался, вот он и поехал посмотреть: как и что. Продам, может быть, сказал. Ну, так что, Ваня?
- Хорошо, сейчас же и поеду. Говори адрес.
Нужные нам вещи имеют отвратительную привычку прятаться в самых неожиданных местах, и делают это в самый неподходящий момент, тот момент, когда они наиболее необходимы. В противном же случае, они то и дело попадаются под руку, создавая впечатление существования их клонов. Поэтому Сидоров приготовился к методичным поискам видеокамеры и был даже немного разочарован, обнаружив ее практически сразу на тумбочке, рядом с телефоном, по которому разговаривал с женой Василия. Иван Семенович был готов поклясться чем угодно, что во время разговора там не было никакой видеокамеры.
- Ну, все, Маша, - крикнул уже из коридора своей супруге, Марье Петровне, Сидоров, вытряхивая из туфлей неведомо как попавший туда песок, – я поехал.
- Ты смотри, поаккуратней там. И купи хлеба на обратном пути.
Иван Семенович толкнул калитку и направился по посыпанной мелкой галькой дорожке к деревянному дому. Во дворе царил беспорядок, что было нетипично для Василия. Уже одно это не понравилось Сидорову. Дверь в дом оказалась приоткрыта, а на пороге были видны капли крови. Иван Семенович почувствовал, как у него на затылке зашевелились волосы. Из дома вдруг послышалась отборная матерщина. Так витиевато выражаться мог только Василий. «Ну, по крайней мере, жив», – облегченно вздохнул Сидоров и шагнул в дом.
Его друг небритый, с беломориной в углу рта сидел на лавке с трупом курицы, который безуспешно пытался ощипать. Рядом валялся окровавленный топор. Василий глянул на вошедшего. Под его левым глазом был кровоподтек.
- Здорово, Семеныч! Ты не знаешь, как их побыстрее можно ощипать-то? Жрать охота – сил нет.
- Привет! А мы тебя потеряли. Что у тебя с глазом-то?
- Да вот, эта тварь, подушка недоделанная, перед смертью успела клюнуть. Ты не знаешь: они телепатией не владеют? Я только руку к ней протянул, а она, мать ее, как подпрыгнула, все равно что ниндзя какая и чуть глаза не лишила. А живучая - без головы бежать пустилась, ну я, конечно, ловить: видал какой бедлам во дворе? Дверь в хату открыта была, вот она и влетела.
- Вась, ты из города три дня назад уехал. Ты чего тут, а? Загулял?
- Врешь, - ответил друг, щурясь от дыма папиросы. – Разыгрываешь, да?
Иван Семенович снял со стены небольшое зеркало и протянул Василию. Тот глянул и уронил курицу:
- Мать его! Правда – щетина-то какая… Так вот почему мне есть так хочется. Погоди, сейчас вспомню. Выпили мы тут с соседом его первачку и пошел я домой… Проснулся и решил курицу себе сварить.
- А как домой шел, помнишь? Куда-то заходил, заплутал, может быть?
- Чертовщина какая-то… Никуда я не заходил. Как я мог заплутать? Двор-то вон, через забор…
- Ну, не мог же ты продрыхнуть трое суток! О чем вы говорили с соседом?
- Точно! Вань, ты – гений! Он мне про заброшенную церковь рассказывал. Место, говорил там, какое-то заковыристое. Значит, я поперся ее смотреть.
- Что значит «заковыристое»? Похоже, ты там пробыл эти три дня?! Я тоже хочу посмотреть, пойдем?
- Погоди, давай сначала ниндзю сготовим и поедим.
- Церковь как церковь.
- Ага. Разрушенная только. Надеюсь, что это не я ее.
- Если бы ты, то тут вообще камня на камне не осталось бы. Видно же, что развалины старые.
- Семеныч, ты как-то слишком неосторожно шагаешь.
- А что такое?
- Да люди же пропадают здесь, - ответил Василий и исчез. На том месте, где он только что был, теперь лежала недокуренная беломорина.
Сидоров включил видеокамеру и заснял окурок. Потом подумал и прекратил съемку, но тут же пожалел об этом: в воздухе вдруг из ниоткуда проявился пропавший друг. Василий недоуменно озирался по сторонам, в руке у него была фуфайка. Фуфайка местами дымилась.
- Семеныч, ты чего на меня так таращишься?
- Ну, как тебе сказать… Во-первых, ты только что исчезал, а во-вторых, ты сюда пришел без фуфайки. Что видел-то ТАМ, расскажи, не томи!
- Ничего не помню… холодно что-то здесь, - сказал путешественник, натягивая фуфайку. – Здесь что? Дыра в ад какой?
- Почему в ад?
- Очень жарко там было.
- Ты же говоришь, что не помнишь ничего?
- Правильно, мозги не помнят, а рубаха – помнит: хоть отжимай. Мокрая от пота.
- Погоди-ка, давай так сделаем… Я вижу - у тебя веревка в кармане есть…
- Вань, ты как хочешь, но я больше туда не пойду! Третий раз мне точно не повезет.
- Пойду я. С включенной камерой. Веревку привяжем мне за пояс – если что, через пять минут вытянешь меня обратно.
- Не ходи, а? Что я Маше твоей скажу?
- Не каркай. Держи крепче.
Тянуть за веревку не пришлось: Сидоров очень быстро вернулся обратно. Друзья склонились над экранчиком видеокамеры. Их взору предстала величественная картина: видимое пространство было залито всеми мыслимыми оттенками красного цвета. Складывалось впечатление, что съемка велась над жерлом вулкана. Вот только вулкан был поистине чудовищных размеров: казалось, он занимал всю площадь планеты.
- Что это, Ваня, как ты думаешь? Конец света?
- Скорее его начало.
- С чего ты взял?
- Если идти вперед и одновременно снимать на камеру, то вид будет приближаться?
- Ну.
- А здесь удаляется!
- Точно! Я и подумал вначале, что ты начал снимать, когда уже уходил оттуда: пятился и снимал.
- В том-то и дело, что я нажал кнопку съемки еще здесь! Теперь понятно, почему мы не помним ничего из того, что там с нами происходило!
- К чему это ты клонишь?
- Там время течет в обратную сторону…
- Что же я делал там трое суток в первый раз, когда оставил фуфайку?
- Дрых, наверно. Пригрелся и заснул. Хотя, я сомневаюсь, что в такой жаре ты проспал так долго.
- Что если там время идет не только вспять, но и быстрее? Или наоборот, медленнее? Я запутался...
- Васька, ты – гений! Несколько часов, что ты там провел, соответствуют нашим трем суткам. Ты не засек – сколько времени я там пробыл?
- Нет, конечно… Так. Засечь собираешься? Второй раз я тебя туда не пущу. Даже не думай! Вдруг то место, куда ты собираешься шагнуть, там уже расплавилось?
- Мы привяжем видеокамеру на палку и сунем туда.
Они нашли палку подходящей длины, закрепили на конце камеру, засекли время, включили съемку и сунули свою конструкцию в тот мир. Иван Семенович вдруг почувствовал, что палка стала куда легче. Он поспешно дернул ее к себе и увидел, что их конструкция стала не только легче, но и короче. Сидоров ожидал, что у палки окажется обугленный конец, то тот оказался гладко срезанным.
- Это что? Кому-то там приглянулась твоя видеокамера?
- Нет, - ответил Иван Семенович, - скорее всего, дыра между мирами закрылась. Что я Маше скажу?
О Ты, пространством бесконечный,
Живый в движеньи вещества,
Теченьем времени превечный,
Без лиц, в трех лицах Божества!
Дух всюду Сущий и Единый,
Кому нет места и причины,
Кого никто постичь не мог,
Кто все Cобою наполняет,
Объемлет, зиждет, сохраняет,
Кого мы называем - Бог!
Измерить океан глубокий,
Cочесть пески, лучи планет
Xотя и мог бы ум высокий, -
Тебе числа и меры нет!
Не могут духи просвещенны,
От света Твоего рожденны,
Исследовать судеб Твоих:
Лишь мысль к Тебе взнестись дерзает, -
В Твоем величьи исчезает,
Как в вечности прошедший миг.
Хаоса бытность довременну
Из бездн Ты вечности воззвал,
А вечность, прежде век рожденну,
В Cебе Cамом Ты основал:
Cебя Cобою составляя,
Cобою из Cебя сияя,
Ты свет, откуда свет истек.
Cоздавый все единым Словом,
В твореньи простираясь новом,
Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек!
Ты цепь существ в Cебе вмещаешь,
Ее содержишь и живишь;
Конец с началом сопрягаешь
И смертию живот даришь.
Как искры сыплются, стремятся,
Так солнцы от Тебя родятся;
Как в мразный, ясный день зимой
Пылинки инея сверкают,
Вертятся, зыблются, сияют, -
Так звезды в безднах под Тобой.
Светил возженных миллионы
В неизмеримости текут,
Твои они творят законы,
Лучи животворящи льют.
Но огненны сии лампады,
Иль рдяных кристалей громады,
Иль волн златых кипяший сонм,
Или горящие эфиры,
Иль вкупе все светящи миры -
Перед Тобой - как нощь пред днем.
Как капля в море опущенна,
Вся твердь перед Тобой сия.
Но что мной зримая вселенна?
И что перед Тобою я?
В воздушном океане оном,
Миры умножа миллионом
Стократ других миров, - и то,
Когда дерзну сравнить с Тобою,
Лишь будет точкою одною:
А я перед Тобой - ничто!
Ничто! - Но Ты во мне сияешь
Величеством Твоих доброт;
Во мне Себя изображаешь,
Как солнце в малой капле вод.
Ничто! - Но жизнь я ощущаю,
Несытым некаким летаю
Всегда пареньем в высоты;
Тебя душа моя быть чает,
Вникает, мыслит, рассуждает:
Я есмь - конечно есть и Ты!
Ты есть! - Природы чин вещает,
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой разум уверяет,
Ты есть - и я уж не ничто!
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты телесных,
Где начал Ты духов небесных
И цепь существ связал всех мной.
Я связь миров повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь - я раб - я червь - я бог!
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? - безвестен;
А сам собой я быть не мог.
Твое созданье я, Создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ Податель,
Душа души моей и Царь!
Твоей то правде нужно было,
Чтоб смертну бездну преходило
Мое бессмертно бытие;
Чтоб дух мой в смертность облачился
И чтоб чрез смерть я возвратился,
Отец! - в бессмертие Твое.
Неизъяснимый, непостижный!
Я знаю, что души моей
Воображении бессильны
И тени начертать Твоей;
Но если славословить должно,
То слабым смертным невозможно
Тебя ничем иным почтить,
Как им к Тебе лишь возвышаться,
В безмерной радости теряться
И благодарны слезы лить.
1780 - 1784
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
