Когда у меня настроение плохое, грустное, и вот-вот одиноким станет, никто совершенно почему-то не понимает;
Я тогда встаю, вскакиваю решительно, наперекор отвернувшимся вдруг от меня богам, и иду кушать!
И кушаю, чего бы это и как кому-то не нравилось!
А когда у меня настроение промежуточное, полу неопределённое, или вот-вот от меня отвернуться боги, и я сам
ничего вокруг не понимаю; Я мгновенно вскакиваю, сбрасываю с себя, разрываю это сумеречное состояние, и налегаю,
всей не опороченной своей совестью, и кушаю, кушаю, кушаю, чего бы это и кому не стоило!
Когда же у меня привычное, прекрасное, возвышенное состояние, и я без лишнего, надрывного принуждения кушаю;
Я ликую!
Я наслаждаюсь!
Жизнь вообще-то, сама по себе, как процесс, функция, штука замечательная, и ничто помешать ей в этом, мне уже не сможет!
Из пасти льва
струя не журчит и не слышно рыка.
Гиацинты цветут. Ни свистка, ни крика,
никаких голосов. Неподвижна листва.
И чужда обстановка сия для столь грозного лика,
и нова.
Пересохли уста,
и гортань проржавела: металл не вечен.
Просто кем-нибудь наглухо кран заверчен,
хоронящийся в кущах, в конце хвоста,
и крапива опутала вентиль. Спускается вечер;
из куста
сонм теней
выбегает к фонтану, как львы из чащи.
Окружают сородича, спящего в центре чаши,
перепрыгнув барьер, начинают носиться в ней,
лижут морду и лапы вождя своего. И, чем чаще,
тем темней
грозный облик. И вот
наконец он сливается с ними и резко
оживает и прыгает вниз. И все общество резво
убегает во тьму. Небосвод
прячет звезды за тучу, и мыслящий трезво
назовет
похищенье вождя -
так как первые капли блестят на скамейке -
назовет похищенье вождя приближеньем дождя.
Дождь спускает на землю косые линейки,
строя в воздухе сеть или клетку для львиной семейки
без узла и гвоздя.
Теплый
дождь
моросит.
Как и льву, им гортань
не остудишь.
Ты не будешь любим и забыт не будешь.
И тебя в поздний час из земли воскресит,
если чудищем был ты, компания чудищ.
Разгласит
твой побег
дождь и снег.
И, не склонный к простуде,
все равно ты вернешься в сей мир на ночлег.
Ибо нет одиночества больше, чем память о чуде.
Так в тюрьму возвращаются в ней побывавшие люди
и голубки - в ковчег.
1967
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
Авторизация
Камертон
