«Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза,
В флибустьерском дальнем синем море
Бригантина поднимает паруса»…
I
«Я – богачка, у меня – жевачка», - поговорка военного коммунизма входила в моду. По понедельникам на работу не ходили с глубокого перепоя, во вторник утром думали, а не пошло оно на и снова не ходили, с работы понятно никто не звонил, кто ж тебе позвонит и скажет, приходи получи зарплату, натикало, бухгалтер нынче не тот пошёл, от прежних бухгалтеров надо было удирать, чтоб они тебя догоняли, типа мне денег не надо, я не за деньги работаю, а они черти догоняли: «Танечка, зайди, не забудь получить зарплату».
А теперь мы в ус не дуем, теперь мы - советник президента оппозиционной партии «Россия. Наука. ХХIII век», получаем зарплату 30 тысяч рублей в месяц, притом, что президенту России платят 3 рубля в день, посчитаем – 90 рублей в месяц. Ну, мы поднялись. А работа-то в чём заключается? Всё просто – мы сидим дома, пьём и курим, и пудрим мозг народу по интернету.
«Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели»… «Где он этот день, и на каком календаре». Да не знает никто этих песен, не надрывайся. Все или померли или тоже продались оппозиционным партиям, в гости не ходят, руки не целуют.
А на работу придётся идти, уже среда, вот весело, день потеряли, народ с толку сбили, премия. Да здравствует совнархоз и ГОЭЛРO.
II
Запой кончился, на работе глючит ящик, у меня старый, а у секретарши новый, секретарша издевается, сидит почитывает анекдоты, а я парюсь с почтой, файлы категорически не хотят прикрепляться, зато секретарша красивая. Танечка тоже красивая, но она работает, а секретарша строит глазки, за то и держу, хотя убыток полный. Что убыток полный я понял давно, оборудованное рабочее место стоит 15 тыс. рублей, а пособие по безработице – 6 тыс. рублей, государству не выгодно работающее население, оно ему дороже обходится. Сегодня секретарша сказала, не хочу ли я помыть за собой кружку. Красивая и наглая. То, что надо.
С Танечкой мы пили три дня, или четыре, или два, мы запутались. Танечка – креативщик, но она совершенно не знает экономику, сегодня не знает, завтра знает, подарил ей Адама Смита, пусть почитает. Пообещал ей хорошую зарплату, а у неё крыша поехала от счастья, завтра убавлю.
Пока решили уйти на дно, выборы фальсифицированы почти полностью, выходит так, что даже мы за себя не голосовали. Поднимать народ на митинги не стоит, всех пересажают в КПЗ, жаль эту пылкую молодёжь. Главное, правительство поддерживает все наши производственные и образовательные программы, но такие вилы… Надо создавать отдельный сетевой журнал учёных, надо общаться, не сбиваться особенно на политику, а то прикроют сразу, хакеров у них море. Потом надо понимать, они нас страшно боятся, если мы снимаем страну с нефтяной иглы, то мы – сила, и мы не вшивые жлобы , мы – та самая интеллигенция, которая была вечно заклёвана, а теперь поднимает голову, есть чего бояться. Но это всё завтра, мало ли как обернётся. В конце концов на нас ляжет много забот – учителя, врачи, пенсионеры… Возможно, я даже не понимаю всей глобальности проблем, разрушить этот чиновничий аппарат большого труда не стоит, надо ли создавать новый… Очень много вопросов… Не превратиться ли всё в очередную утопию… «Через четыре года здесь будет город сад»… Танечка – молодец, переводит Генри Ицковиц - «Тройная спираль». Прелесть, а не девчонка, хорошо, что ей сорок уже, дури поменьше, а так я бы не заметил её возраста.
«Типологии учёных до сих пор не существует», как утверждает Б.А. Старостин. «И это не удивительно, поскольку в учёном как творце нового знания важны именно уникальные и с трудом систематизируемые особенности».
Смеялись сегодня, я говорю: «Есть такая партия», Танечка кивает: «Партия наркотиков из Колумбии».
По вечерам над ресторанами
Горячий воздух дик и глух,
И правит окриками пьяными
Весенний и тлетворный дух.
Вдали, над пылью переулочной,
Над скукой загородных дач,
Чуть золотится крендель булочной,
И раздается детский плач.
И каждый вечер, за шлагбаумами.
Заламывая котелки,
Среди канав гуляют с дамами
Испытанные остряки.
Над озером скрипят уключины,
И раздается женский визг,
А в небе, ко всему приученный,
Бессмысленно кривится диск.
И каждый вечер друг единственный
В моем стакане отражен
И влагой терпкой и таинственной,
Как я, смирён и оглушен.
А рядом у соседних столиков
Лакеи сонные торчат,
И пьяницы с глазами кроликов
"In vino veritas!" кричат.
И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна,
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль.
Глухие тайны мне поручены,
Мне чье-то солнце вручено,
И все души моей излучины
Пронзило терпкое вино.
И перья страуса склоненные
В моем качаются мозгу,
И очи синие бездонные
Цветут на дальнем берегу.
В моей душа лежит сокровище,
И ключ поручен только мне!
Ты право, пьяное чудовище!
Я знаю: истина в вине.
24 апреля 1906. Озерки
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
