Голова болела ужасно. Рецепт этой боли прост – три бутылки пива днем, два раза по 100 грамм текилы после работы, по дороге домой – бутылка шампанского со случайно встретившейся соседкой, возле дома 300 грамм водки, бильярд и, увы, никакого секса с упомянутой соседкой. Ну, как тут голове не разболеться!
Ближе к двум часам ночи боль стала настолько сильной, что последнюю партию я не доиграл. Бросил кий на стол и чуть ли не бегом поспешил к подъезду. Открыв дверь, я сорвал душный галстук и кинулся к холодильнику. Думаю, никого не удивит тот факт, что в холодильнике, на том месте, где по определению должны лежать яйца, обычно лежат лекарства. Сжав двумя пальцами виски, я искал Анальгин, Панадол, хоть что-то. Нет! Валерьянка, Ношпа, Мезим, все что угодно, только не обезболивающее. В голову пришла шальная мысль – может догнаться? Но умирать молодым не хотелось, ведь за домом дежурная аптека.
Наспех переодевшись, я вихрем (на сколько позволяла скорость старого грузового лифта) спустился вниз. От висков, боль перебралась к затылку, хотелось кричать.
Вот он! Вот он, заветный белый крест на зеленом фоне с потухшей цифрой 24. Распахнув дверь, я с облегчением выдохнул – всего три человека, супер, продержусь!
Продавщицы за прилавком не было и, чтобы отвлечь боль, я начал рассматривать поздних клиентов спасительного заведения. Первым стоял дедушка лет восьмидесяти – сандалии на босу ногу, спортивные треники с провисшими коленками, тельняшка и потертый старый пиджак с орденской планкой чуть ли не за взятие «Зимнего». За ним стояла девушка лет девятнадцати – жестокие ботинка на высокой подошве, гольфы, юбочка, скорее напоминавшая трусы, яркий топик, разноцветные волосы, проколотые бровь, нос и, черная помада на губах. Процессию моих ночных коллег завершал молодой человек с практически закрытыми глазами. Он сильно потел и на первый взгляд, не понимал где находится. Мэй би завсегдатай, подумал я, бат ху ноуз. Хотя скорее – вай нот! На парне были красные кеды, рваные джинсы, майка с изображением Боба Марли и тертая джинсовая куртка. Парня потрясывало.
Для постояльцев дежурных аптек, думаю, картина привычная.
Наконец, появилась пухлая фея в белом халате. На её лице был отпечаток такой жизненной усталости, что мне захотелось плакать. Она подошла к окошку и молча уставилась на деда. Пауза длилась секунд двадцать. Первой сдалась фея. Она поставила локти на прилавок и нервно выдохнула:
- Ну-у-у!
Дед молчал.
- Ну! Повторила повелительница клизм, таблеток и бинтов. (заранее прошу прощения у всех фармацевтов) – Че молчишь, как партизан в гестапо! Чего дать?
Наконец, дедушка очнулся и ответил с трагичной улыбкой:
- Мне бы, дочка, таблеток от старости. (это юмор такой)
Массивная грудь продавщицы напряженно поднялась:
- Отец, уже начало третьего, не тяни, люди ждут (мимолетный взгляд на клиентов и с усталостью в голосе) - хотя какие тут люди….. так, уроды.
Дед не сдавался:
- Мне 81 год, у меня дочка, такая как ты, недавно жену схоронил, 47 лет – душа в душу.
Продавщица Нина терпела, пытаясь не сорваться:
- Папаша, я вас поздравляю и разделяю вашу скорбь, у тебя рецепт или как?
Дед упорствовал:
- У меня, дочка, два ранения и одна контузия, я ведь всю Европу… солдатом…
- Так, спокойно! Давай сначала, чего дать то?
- И Кенигсберг брал и Варшаву….
- Я говорю, лекарства какие?
- От рядового, до командира роты…..
В уголках рта феи появилась злобная пена, щёки налились нервным румянцем:
- Дед! Здесь аптека, а не слет ветеранов, тебе чего, таблетки, порошки, клизму или может яду?
В отличие от Нины, дедушка выглядел вполне спокойным, поэтому его ответ меня порадовал:
- Мне бы от нервов что-то, успокоительное. Сплю я плохо, дочка. Я ведь простым солдатом, от Кёнигсберга….
Нина была на грани:
- Батя! Кончай! Какие нервы?! Пей валерьянку и ходи на горшок! Есть специальные травы, а лучше сразу в церковь! Уснуть он не может! У меня вот оклад 1470 рублей, дочь двоечница беременная, живу в коммуналке, на пять комнат один туалет! Вот тебе настойка на травах, иди и отдыхай, с тебя 19 рублей. Следующий!
Эстафету приняла девушка в трусиках-юбке. Положив на прилавок 5 рублей, она громко и четко сказала:
- Одну пипетку!
Нина чуть не подпрыгнула:
- Пипетку?!!! Твою мать, ну ты подумай! Девочка, а зачем тебе пипетка в пол третьего ночи?!
Девушка немного смутилась, но все же смогла выдавить ответ:
- Буду нос капать.
- Нос капать?! Ты, милая, лучше уши себе закапай, чтобы лучше слышать! А как закапаешь, приходи, я тебе легко поведаю историю о ночных пипетках! Значит так, сопливая моя, пипеточку, вы с друзьями неформалами – разберете, резиночку выкинете, а в стеклышко вставите сложенную на пополам пружинку от зажигалки! В пипеточку, вы будете насыпать марихуану и, морща проколотые бровки, будете сосать отраву! А на следующий день, черная, обгоревшая пипетка, украсит список трофеев одного из обоссаных подъездов нашего города. Пойди через дорогу, купи себе «Беломор» и не выпендривайся! Следующий!
Моя боль все усиливалась, а стоявший впереди меня молодой человек, практически спал (или по тихой грусти – мазался) и не слышал заветного слова – Нэкст! Собрав всю волю в кулак, я прошипел ему на ухо:
- Ты слышишь её, землянин? Твой черед становиться героем!
Молодой человек вздрогнул и сделав робкий шаг к прилавку, произнес растягивая слова:
- Добрый ве-е-чер, женщина. А будьте добры, дайте мне один баян за 3.47.
Нина просияла!
- Здравствуй, счастье моё торчковое! Здравствуй! Здесь тебе не филармония, гаденыш, тут баянов нет! Могу по заказу выстругать гусли, по сходной цене!
Ночной музыкант положил на прилавок деньги и вытерев вспотевшую ладонь о стекло, промямлил:
- Же-е-нщина, здравствуйте! Будьте добры один баян за 3.47. Пожалуйста.
Сдаваться Нина не хотела, а моя боль начинала подгибать колени, поэтому я решил вмешаться. Выдавив из себя самую лучезарную улыбку, на которую был в тот момент способен, я сказал:
- Мадам, умоляю Вас, дайте ему шприц, иначе он вмажется использованным и, на вашей совести будет его заражение СПИДом. Знаете, мне не нужны ни пипетка, ни баян, я за анальгином зашел, правда!
Увидев во мне положительного элемента, Нина сменила гнев на милость:
- Заразиться он! Да он сама – зараза! На тебе твой баян и чеши отсюда, Моцарт!
Не меняя выражение лица, парень взял шприц и сказал Нине:
- Большое спасибо, тётя.
Обернувшись ко мне, он положил мне руку на плечо и с благодарностью в голосе сказал:
- Вива Раста! А с анальгином – завязывай, подсядешь.
Уже возле двери, его догнал гневный крик ночной продавщицы:
- Чтоб тебе твоё дерьмо не вставило!!!
Получив долгожданный анальгин, я, не запивая, махнул 5 таблеток прямо на глазах у Нины и выбежал на улицу. Мне показалось, что Нина, все же, успела бросить мне вслед реплику, но что конкретно, я так никогда и не узнал.
Октябрь. Море поутру
лежит щекой на волнорезе.
Стручки акаций на ветру,
как дождь на кровельном железе,
чечетку выбивают. Луч
светила, вставшего из моря,
скорей пронзителен, чем жгуч;
его пронзительности вторя,
на весла севшие гребцы
глядят на снежные зубцы.
II
Покуда храбрая рука
Зюйд-Веста, о незримых пальцах,
расчесывает облака,
в агавах взрывчатых и пальмах
производя переполох,
свершивший туалет без мыла
пророк, застигнутый врасплох
при сотворении кумира,
свой первый кофе пьет уже
на набережной в неглиже.
III
Потом он прыгает, крестясь,
в прибой, но в схватке рукопашной
он терпит крах. Обзаведясь
в киоске прессою вчерашней,
он размещается в одном
из алюминиевых кресел;
гниют баркасы кверху дном,
дымит на горизонте крейсер,
и сохнут водоросли на
затылке плоском валуна.
IV
Затем он покидает брег.
Он лезет в гору без усилий.
Он возвращается в ковчег
из олеандр и бугенвилей,
настолько сросшийся с горой,
что днище течь дает как будто,
когда сквозь заросли порой
внизу проглядывает бухта;
и стол стоит в ковчеге том,
давно покинутом скотом.
V
Перо. Чернильница. Жара.
И льнет линолеум к подошвам...
И речь бежит из-под пера
не о грядущем, но о прошлом;
затем что автор этих строк,
чьей проницательности беркут
мог позавидовать, пророк,
который нынче опровергнут,
утратив жажду прорицать,
на лире пробует бряцать.
VI
Приехать к морю в несезон,
помимо матерьяльных выгод,
имеет тот еще резон,
что это - временный, но выход
за скобки года, из ворот
тюрьмы. Посмеиваясь криво,
пусть Время взяток не берЈт -
Пространство, друг, сребролюбиво!
Орел двугривенника прав,
четыре времени поправ!
VII
Здесь виноградники с холма
бегут темно-зеленым туком.
Хозяйки белые дома
здесь топят розоватым буком.
Петух вечерний голосит.
Крутя замедленное сальто,
луна разбиться не грозит
о гладь щербатую асфальта:
ее и тьму других светил
залив бы с легкостью вместил.
VIII
Когда так много позади
всего, в особенности - горя,
поддержки чьей-нибудь не жди,
сядь в поезд, высадись у моря.
Оно обширнее. Оно
и глубже. Это превосходство -
не слишком радостное. Но
уж если чувствовать сиротство,
то лучше в тех местах, чей вид
волнует, нежели язвит.
октябрь 1969, Коктебель
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
Авторизация
Камертон
