Наконец-то меня посадили на «турбинку»!
Два года после интернатуры работала на допотопной бормашине. Заведка посылала ко мне лечиться всех бросивших её любовников. Она приводила жертву, садила ко мне в кресло и сладенько говорила:
- А вот наш самый красивый и нежный доктор, она сделает всё по высшему классу.
Это означало, что я должна достать из укромного местечка старые ржавые боры и «отбОорить» так пациента, чтоб ему было не повадно бросать «заведок».
Обороты моей бормашины были так малы, что сверление продолжалось бесконечно.
-Ещё чуть-чуть, - говорила я пациенту, а заведка, сидящая за столом медсестры, добавляла, - полость должна быть квадратной, чтоб лучше держалась пломба.
Особо обидевших заведку ждало помимо бормашины ещё одно наказания, более отдалённое по исполнению. Каналы зуба пломбировались резорцином. Зуб, как бы, стекленел, чуть розовел, и удалять такой зуб впоследствии было адской мукой, потому что он крошился под щипцами, как стекло.
И вот меня посадили на «турбинку»! Это скоростная бормашина, которая чистит полость абсолютно без боли.
Мои однокурсники, а теперь коллеги, Игорь и Ольга в честь такого события предложили напиться. После работы пошли в общежитие к Ольге. Её комната находится в одном «кармане» с комнатой санитарки Фаи. Её тоже позвали. Она молчаливая симпатичная девушка, ухаживала за столом за нами, как всегда. Мы выпили бутылку коньяка, оказалось мало, Игорь вытащил деньги и предложил Фае сбегать в магазинчик. Она беспрекословно пошла. Игорь то клал руку Ольге на коленку, то заглядывал мне в глаза с поддекстом во взгляде, но я-то – пас! А вот Ольга не прочь с ним пофлиртовать, хотя уже не осталось особи женского пола у нас в поликлинике, (ну, кроме меня, наверное), кого
не срамила бы Игоряшина жена. Дурень, женился сразу после школы на однокласснице, она ему хоп! - двух погодок. Он учился, она сидела дома, а родители всех кормили, учили, растили.
Из второй бутылки я пить не стала, а Ольга упилась и уснула. Игорь взялся петь, Фая со стола убирать. Я оделась и пошла домой. Опять Игоряша у Фаи будет ночевать, а его женушка завтра прибежит чуть свет в поликлинику и устроит всем допрос с пристрастием.
А здесь жил Мельц. Душа, как говорят...
Все было с ним до армии в порядке.
Но, сняв противоатомный наряд,
он обнаружил, что потеют пятки.
Он тут же перевел себя в разряд
больных, неприкасаемых. И взгляд
его померк. Он вписывал в тетрадки
свои за препаратом препарат.
Тетрадки громоздились.
В темноте
он бешено метался по аптекам.
Лекарства находились, но не те.
Он льстил и переплачивал по чекам,
глотал и тут же слушал в животе.
Отчаивался. В этой суете
он был, казалось, прежним человеком.
И наконец он подошел к черте
последней, как мне думалось.
Но тут
плюгавая соседка по квартире,
по виду настоящий лилипут,
взяла его за главный атрибут,
еще реальный в сумеречном мире.
Он всунул свою голову в хомут,
и вот, не зная в собственном сортире
спокойствия, он подал в институт.
Нет, он не ожил. Кто-то за него
науку грыз. И не преобразился.
Он просто погрузился в естество
и выволок того, кто мне грозился
заняться плазмой, с криком «каково!?»
Но вскоре, в довершение всего,
он крепко и надолго заразился.
И кончилось минутное родство
с мальчишкой. Может, к лучшему.
Он вновь
болтается по клиникам без толка.
Когда сестра выкачивает кровь
из вены, он приходит ненадолго
в себя – того, что с пятками. И бровь
он морщит, словно колется иголка,
способный только вымолвить, что "волка
питают ноги", услыхав: «Любовь».
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
