Артём подошёл к овину. На круглом небольшом валуне, прислоненном к стене овина, лежала аккуратно сложенная в несколько раз риса, на ней так же аккуратно сложенная однотонная, серого цвета сорочка, сверху том Библии. Антон только что начал перекладывать наверх снопы, которые он перетаскал с улицы и сложил горой у входа в овин. Одет он был, оказывается, совершенно "по цивильному", как и Артём – в кроссовки и в джинсы – под рясой-то всё равно не видно. Работа, похоже, его от горестных мыслей действительно отвлекла – выглядит уже не так удручённо, во взгляде живинка появилась, лицо от постоянного движения зарумянилось. Артём тоже снял свою рубаху, положил сверху антоновых вещей на валун.
– Антон, я сейчас залезу наверх, буду укладывать снопы. Ты мне будешь их подавать.
Вдвоём работа шла споро. Через некоторое время все снопы были уложены в сушильне. Артём спрыгнул вниз. Посмотрел по сторонам, увидел на земле небольшую сучковатую палку, пошёл, поднял. Заглянул в овинную печь. Она была устроена так же, как и у Гордея, низ земляной, углублением, на дне остатки золы и угольев. Артём рядом с ними копнул землю концом палки. Земля легко подалась, получилась небольшая ямка, он её ещё поуглубил.
– Ты что такое делаешь? Зачем тебе эта ямка?
– Курево хочу уничтожить. У меня с собой "оттуда" полторы пачки сигарет. А здесь ещё про курение ничего не знают, до него ещё пять с лишним веков, пока Пётр его из европ не привезёт. Пусть они о нём пока ничего и знать не будут. Не хочу, чтобы на Руси курение началось по моей вине на пять веков раньше, чем этому быть суждено. Так что курить бросаю и произвожу здесь, в жилище местного бога Овинника, его торжественное изничтожение и захоронение. Надеюсь, Овинник этот мой поступок одобрит. А то так даже ещё и поможет облегчить страдания заядлого курильщика, решившего курить бросить.
Артём достал из кармана обе пачки, вытряхнул из них сигареты в ямку, концом палки постарался их сильнее помять, измочалить в крошку, туда же сунул обрывки пачек, загрёб это всё обратно землёй, а сверху присыпал золой и угольями – замаскировал.
– Вот так-то приходится с дурными привычками расставаться. Хоть и тяжело, и мучительно, а, знаешь ли, приятно, начинаешь себя человеком осознавать, а не рабом своих дурных привычек. Ладно, я это несколько высокопарно выражаюсь – это намеренно, чтобы укрепить в себе уверенность в правильности и бесповоротности решения. Хотя обратной дороги теперь уже не будет – курева-то ведь всё равно больше нет.
– Какого ты тут Овинника поминал?
– Об этом, отец Антон, нам надо будет с тобой обязательно поговорить. Овинник – это их местный божок. Русь-то ведь хотя и окрестили более века назад, но, надеюсь, ты из истории знаешь, что она как до этого была языческой, так и после принятия христианства языческие обычаи долго жили, особенно средь простого люда. Это князья там всякие крещение прилюдно спешили принять – им религия-то край как нужна была, чтобы утверждать перед холопами богоданность своей власти. А простому люду и со своими языческими богами хорошо жилось. Они, эти боги, и помогали им во всём, и за порядком следили, и наказывали, когда надо. Никакой заморский, привозной бог им и не нужен был. Вот тебе мой совет, просьба, наставление старшего, да хоть указ: помни – в чужой монастырь со своим уставом не лезут. Ты хотя церковный сан и имеешь, но здесь, в данных обстоятельствах, как говорится, не "при исполнении", не твой это приход, не твои прихожане.
– Но ведь они же как дети малые. Их же надо на путь истинный наставлять. Они же Домовому, да вот ещё и Овиннику молятся.
– Поговорить насчёт истины, и путей к истине у нас тобой времени, возможно, ещё немало будет. Поговорим ещё. Вон, кстати, Фока со стороны Гордеева двора возвращается. Видимо, снопы всем развёз и повозку с лошадкой уже вернул.
Шепчу "прощай" неведомо кому.
Не призраку же, право, твоему,
затем что он, поддакивать горазд,
в ответ пустой ладони не подаст.
И в этом как бы новая черта:
триумф уже не голоса, но рта,
как рыбой раскрываемого для
беззвучно пузырящегося "ля".
Аквариума признанный уют,
где слез не льют и песен не поют,
где в воздухе повисшая рука
приобретает свойства плавника.
Итак тебе, преодолевшей вид
конечности сомкнувших нереид,
из наших вод выпрастывая бровь,
пишу о том, что холодеет кровь,
что плотность боли площадь мозжечка
переросла. Что память из зрачка
не выколоть. Что боль, заткнувши рот,
на внутренние органы орет.
1970
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
