«Выпьешь ты рюмку, а у тебя
в животе делается, словно
ты от радости помер» - А. Чехов
Вспоминать прошлое значит возвращаться
к настоящему.- П. Скорук
Барахтаясь в прокисшем «оливье», очень трудно вспомнить сумасшедший запах весны, в предчувствии которого, было время, жадно трепещущий храп раздувался еще задолго до первой мартовской капели. Разве что на дачном участке по ноздри в навозе и с устремленным в зенит задом.
Еще лет десять назад меня время от времени одолевали приступы пищевой ностальгии. Мне хотелось зайти в какую-нибудь забегаловку, на которой обязательно должна быть вывеска «Їдальня», содрогаясь от отвращения, вонзить в себя стакан дешевого портвейна и, давясь слезами счастья и умиления, сожрать шницель из хлеба с гарниром из серых макарон. И обязательно с той самой подливкой цвета и вкуса невинного младенческого поноса. И балдеть! Потом мучиться изжогой, корчиться от желудочных колик, но это потом. А сейчас - балдеть!
Как-то я даже предпринял попытку матеРЕАлизовать свою ностальгию, и перенестись в эпоху общепита. Хэ! Бойтесь своих желаний, они сбываются. Ищущий себя, рискует найти.
Все было, как в сценарии, по высшему разряду: старая «Молочарня», существующая за счет поминок, плохонькое винчишко – истина, ограненная стаканом, жилистый антрекот из бока старого кота, полусырые, скользкие червЯГи макарон, местами с ностальгической тоскливой прозеленью и даже классическая подливка, status quo которой с тех пор так и не изменился.
Наличествовали и другие вместоимения: официантка-уборщица под соусом «шофэ» в неоднократно реставрированных колготах, намертво привинченные к столикам пластмассовые стаканчики с давно засохшей флорой и мухофауной и индустриально-урбанистический пейзаж на стенах. Был даже солнечный луч, нанизавший на себя клубы сигаретного дыма. Только сейчас он уже не был похож на протянутую руку какого-то небесного фокусника, жонглирующего сверкающими пылинками. Было все.
Не было только умиления. Все это éдово и внешний антураж не были отягощены и освящены молодостью, дружескими встречами, отзвучавшими спорами, терпким табачным привкусом, легким головокружением от признаний в любви… Короче, тем, что называется – ПРОШЛОЕ. Не было безумной, блаженной гармонии и того, что Игорь Губерман определил, как «общенье душ посредством тел». Того, «от чего физически становишься счастлив» - И. Бродский
«Мы приглашаем друг друга не для того, чтобы есть и пить, а для того, чтобы есть и пить вместе» – Плотин.
На тарелках третьего тысячелетия все это не поместилось. Нирвана на дне граненого стакана не случилась. Колики, головная боль и изжога были. Это – да! На регенерацию печени, нейронов головного мозга и вкусовых пупырышков языка ушло пару недель. Остается надеяться, что эта едьба, это тяжелое гастрономическое переживание – пережевывание все равно послужило на благо моего самоусовершенствования, а, возможно, и духовного прогресса.
(А помнишь в «Рома..», нет в «Рюмашке»... он тебя оскорбил, но я ему... смылись через кухню... а помнишь, потом ты учила танцевать вальс... прямо на площади у стадиона... схватил тебя на руки и кружил... и дождик ...и звезды... и скамейка, Та Самая Скамейка...Ты помнишь?!..)
Запятые ворон на висках у осени,
сквозь туман фонарей фингалы,
не напился и не наелся досыта,
было все, и всего было мало.
И калитка-память, открытка в прошлое,
все скрипит языком утрат,
и проем заметает порошею,
и вперед не хочется, лишь назад.
Не ложись, любимая, с краю,
с краю времени сеет песок.
Я тебе пропою, прогудбаю,
и согрею дыханьем висок.
И твои усталые веки
не устану я целовать,
а когда мы уснем навеки,
наши руки не смогут разнять.
Мало времени так, еле-еле.
И не верилось, что доживем.
Какое счастье, что мы успели!
Вдвоем!
Я грущу, – что прошло, то мило,
и не если бы, да кабы.
Все же что-то в той жизни было,
что-то в ней бы...
Где он, мой не истребованный, не испробованный шницель, мой последний не выпитый одинокий стакан?!
P. S. Так недолго и таких немногих осталось любить!
Предчувствиям не верю, и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет:
Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.
II
Живите в доме - и не рухнет дом.
Я вызову любое из столетий,
Войду в него и дом построю в нем.
Вот почему со мною ваши дети
И жены ваши за одним столом,-
А стол один и прадеду и внуку:
Грядущее свершается сейчас,
И если я приподымаю руку,
Все пять лучей останутся у вас.
Я каждый день минувшего, как крепью,
Ключицами своими подпирал,
Измерил время землемерной цепью
И сквозь него прошел, как сквозь Урал.
III
Я век себе по росту подбирал.
Мы шли на юг, держали пыль над степью;
Бурьян чадил; кузнечик баловал,
Подковы трогал усом, и пророчил,
И гибелью грозил мне, как монах.
Судьбу свою к седлу я приторочил;
Я и сейчас в грядущих временах,
Как мальчик, привстаю на стременах.
Мне моего бессмертия довольно,
Чтоб кровь моя из века в век текла.
За верный угол ровного тепла
Я жизнью заплатил бы своевольно,
Когда б ее летучая игла
Меня, как нить, по свету не вела.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
