У умного мужа жена всегда умнее.
У талантливого мужа, дожившего
до старости, жена - гений.
Я где-то слышал выражение: «Женщина, как пуля. Чем она меньше, тем сложнее от нее увернуться». Так и есть.
Это напоминает выстрел киллера из снайперской винтовки, оснащенной глушителем, с огромного расстояния. Как правило, звука выстрела ты не слышишь. Ты даже не догадываешься о самом событии. Но выстрел был, пуля родилась и уже рассекла время и стремительно пожирает пространство. В полете она царапнет кому-то висок и оставит легкую контузию, кому-то надорвет сердце, которое будет кровоточить до конца жизни, а то и вовсе оставит за собой горы трупов. Но, в конце концов, по непредсказуемой траектории, без предупреждения, неслышно и незаметно, она ударит тебя между лопаток и швырнет на колени, прекращая, твою привычную, никчемушно – налаженную и, честно говоря, не слишком приглаженную жизнь, разделяя ее на «до» и «после».
И вот уже сорок лет я влюблен в женщину, которая однажды согласилась не только выйти за меня замуж, но и стать моей Женой. Да еще и, как сейчас выяснилось, сделать это не только раз, но и навсегда. От смутных догадок и подозрений я пришел к окончательному выводу о том, что женатому мужчине постичь такую величину, как любовь замужней женщины, не дано. А когда я изредка все-таки приближаюсь к этому пониманию, у меня возникает ощущение края пропасти с золотыми всполохами на дне. Вглядываясь в эту пропасть, я немедленно ощущаю касание ответного, внимательного взгляда и впадаю в восторженную ересь, сладкий озноб ужаса шевелит последние волосы на макушке, а по спине начинают шарахаться толпы ледяных мурашек. Возможно, до сих пор растут крылья, т. е. на языке домохозяек и поэтов – это любовь. И это притом, что я очень много знаю о ней. Я знаю, что она любит и кого переносит, когда она нервничает и где у нее болит, что омлет должен быть хрустящий снизу и жидкий сверху, в манную кашу надо дать ложечку меда, на овсянку можно выложить большое неуклюжее сердце,/из клубники, ананаса или свое собственное/, «англез барбюр потаж потофю a ля Михалыч» будет похож на силос, если нарезать морковку и лук поперек, а не вдоль, ну а жареный «ангел» a ля натюрель конечно же подается со специально выдрессированным луком, предварительно сбрызнутый гранатовым или лимонным соком.
Shopping, cooking and just fucking – мои основные занятия, и, когда она уезжает в отпуск или командировку, я не востребован.
Что же касается разговора на тему: «Еще раз про любовь», то мне кажется, что мы с ней давно уже достигли наивысшего градуса этого особого болезненного чувства, когда о любви не нужно напоминать на каждом шагу, когда люди просто дышат в унисон.
Моя половина – мое все, она для меня до сих пор – Незнакомка, хоть я и научился читать ее мысли. Просто она научилась не читать мои раньше.
У нее обнаружился великий талант быть Женой, любить, невзирая ни на что, терпеть, умея не видеть того, чего видеть не нужно.
Она до сих пор волнует мой организм, как в целом, так и отдельные его части. Да что там организм! Она волнует меня! Мы - сообщающиеся сосуды, поэтому вот уже тридцать лет засыпаем и просыпаемся с одинаковой температурой, даже когда я заночевываю в кабинете.
С ней я часто повторяюсь, но с ней и хочется повторяться.
Евреи говорят: - «Бог не может поспевать за всем, и потому он создал матерей». Это про мою жену, и именно поэтому у меня - один ребенок, а у нее – два.
Она потом знает раньше.
Обладая умеренно - континентальным характером «Весов », она принимает на свои плечики все беды окружающих, уравновешивает эмоции, сглаживает конфликты, нивелирует катаклизмы и постоянно от этого страдает. Страдает не потому, что не разбирается в людях, а оттого, что, безоглядно веря в человеческое добро, частенько получает навстречу, в т. ч. от людей, порой очень близких, недоброжелательство, зависть, сплетни, желчь, оскорбления, непонимание или в лучшем случае равнодушие.
Она - моя единомышленница, т. к. я почти всегда с ней соглашаюсь. Ее каприз – это мой приказ, мое хотение – это ее решение, ее прихоть – это моя похоть. Тяжкому искусству компромисса меня научила и продолжает учить она. Моя дефиниция о том, что воспитание должно быть незаметным, давно уже воплощена в жизнь моей женой
Я – далеко не идеальный муж, но, обладая древневековой мудростью еврейских жен, она отказалась от попыток моей идеализации еще на первом году семейной жизни и больше никогда от меня этого не требовала. Поэтому я всегда оставлял желать лучшего и, попадая в глупые ситуации, старался выглядеть, если уж дураком,/а умный мужчина просто обязан иногда так выглядеть/, то в пределах разумного.
... Инопланетянки – они, а не в своей тарелке - мы. Окучивая выразительную, многообещающую, одухотворенную попку в отдельности или влюбившись только в лукаво подмигивающие из-под юбки коленки, мы, тем не менее, женимся на их обладательнице целиком. Понимаю, что «целиком» звучит двусмысленно и что когда-нибудь мой внук потеряет от изумления дар речи, уяснив, что его бабушка лишилась невинности так поздно, т. е. только в первую брачную ночь с дедушкой, но тут уж ничего не поделаешь.
Однако я брал жену, что называется, на вырост,/на собственный в том числе/, т. е. женился по расчету. Расчет оказался верным, и теперь я – у себя в тарелке.
Участвуя в «играх доброй Поли», я выступаю, в основном, на ее поле и не особенно огорчаюсь, не пройдя очередной допинг - контроль, или по поводу отдельных штрафов и проигрышей и даже будучи иногда не допущен к игре.
Моя дорогая, неокупимая Полина, мое еврейское счастье и мое второе дыхание, великая маленькая женьшеньщина с сердцем, как гора, она – оправдание ошибок моей туманной и безоглядной юности, моя амнистия, мой берег и мой оберег.
Она придает моей жизни смысл, и теперь я понимаю весь ужас бессмертия, если, не дай, Боже, останусь один.
Как сорок лет тому назад,
Сердцебиение при звуке
Шагов, и дом с окошком в сад,
Свеча и близорукий взгляд,
Не требующий ни поруки,
Ни клятвы. В городе звонят.
Светает. Дождь идет, и темный,
Намокший дикий виноград
К стене прижался, как бездомный,
Как сорок лет тому назад.
II
Как сорок лет тому назад,
Я вымок под дождем, я что-то
Забыл, мне что-то говорят,
Я виноват, тебя простят,
И поезд в десять пятьдесят
Выходит из-за поворота.
В одиннадцать конец всему,
Что будет сорок лет в грядущем
Тянуться поездом идущим
И окнами мелькать в дыму,
Всему, что ты без слов сказала,
Когда уже пошел состав.
И чья-то юность, у вокзала
От провожающих отстав,
Домой по лужам как попало
Плетется, прикусив рукав.
III
Хвала измерившим высоты
Небесных звезд и гор земных,
Глазам - за свет и слезы их!
Рукам, уставшим от работы,
За то, что ты, как два крыла,
Руками их не отвела!
Гортани и губам хвала
За то, что трудно мне поется,
Что голос мой и глух и груб,
Когда из глубины колодца
Наружу белый голубь рвется
И разбивает грудь о сруб!
Не белый голубь - только имя,
Живому слуху чуждый лад,
Звучащий крыльями твоими,
Как сорок лет тому назад.
1969
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
