Колька был парень простой. Не то, чтобы «с приветом», но без чувства юмора. Он окончил медицинское училище и работал на «скорой». Гостинка, в которой обитал Колька, была оснащена всем необходимым, что было нужно для безбедного холостяцкого существования: шкаф, холодильник, стол, стул, электроплитка, электроутюг. Книг у Кольки не было, он иногда, правда, почитывал медицинскую литературу, и то по указке начальства, для сохранения квалификации.
Вся история началась с того, что однажды летним вечером Колька постирал свои брюки и вывесил за окно на веревку, привязанную к двум параллельным боковым палкам. Жил Колька на втором этаже, и как раз у него под окном была лавочка, где по вечерам сидели одинокие престарелые женщины, которые не так уж редко являются жительницами семейных общежитий.
Итак, Колька повесил брюки и сел хлебать суп. В это время с улицы послышалось: «Мужчина, снимите штаны!» Колька аккуратно слил в ложку последние капли и обтер дно тарелки кусочком хлеба.
- Мужчина, вы снимите штаны или нет?!
«Что такое, - подумал Колька, - с кого это хотят снять штаны? Он высунулся из окна. Снизу на него строго смотрела бабка:
- Мужчина, вы оглохли? Снимите штаны, вы обмочили всю лавку!
Колька отцепил прищепки, выжал, насколько мог суше, брюки и снова повесил их на веревку, а сам пошел поваляться на раскладушке.
Через некоторое время в дверь тихонько постучали. «Опять из-за штанов, - подумал Колька, - лучше бы не стирал!». Он встал, подошел к двери и открыл её. В коридоре никого не было. Колька опустил взгляд на пол: перед порогом лежал какой-то тряпочный сверток, перевязанный цветным женским поясом. Колька наклонился, потрогал сверток. В нем что-то зашевелилось. Колька поднял сверток, раздвинул тряпку и увидел сморщенную мордочку – это был новорожденный ребенок. Маленькие сиреневые губки двигались, как бы произнося букву «у». Колька побежал по коридору, стуча во все двери и спрашивая: «Вы ребенка не потеряли? Вы ребенка не потеряли?».
У всех дети были на месте. Кольке ничего не оставалось, как нести ребенка к себе. Он положил его на стол и стал развязывать пояс. Под поясом он обнаружил крошечную бумажку. Развернул её и прочитал: «Это твой сын».
Сначала Колька опешил, потом начал лихорадочно вспоминать. Надо отметить, что донжуаном двадцатипятилетний Колька никогда не был, и все свои связи мог пересчитать по пальцам. Из этих несложных подсчетов выходило, что ребенка ему подкинула Марийка. Но этого никак не могло быть: во-первых, потому что Марийка, его черноморская хозяйка живет в Анапе, а во-вторых, ей пятьдесят два года, и родить в таком возрасте она бы не рискнула…
Все это вихрем промелькнуло в его голове, тогда как рука продолжала бережно (он ведь работал медбратом!) разворачивать малютку. Мальчик был головастый, с тонкими ручками и ножками, пупочный обрубок фигой торчал в центре тельца. Колька побежал в ванную, достал йод, пластырь, стерильные марлевые салфетки, ловко обработал культю, прикрыл салфеткой, закрепил пластырем. Достал из шкафа носовой платок, хлопчатобумажную майку и байковые кальсоны. Включил утюг, прогладил платок и майку, свернул платок вдвое треугольником, продел один конец между крошечных ножек, сделал конвертиком, туго запеленал тело крохи в майку и впихнул внутрь кальсон, оставив открытой только головку, штанины кальсон перебросил крест-накрест и подвернул под спинку.
Прошел год.
Левушка топал по полу ножками, заливисто хохотал, таскал отца за чуб, щебетал. По вечерам гуляли возле общежития. Все уже знали, что Николай растит ребенка один, всячески сочувствовали ему и, чем могли, помогали.
С некоторых пор на Николая стала заглядываться девушка из соседнего крыла. Однажды, когда он гулял с Левушкой возле подъезда, девушка подошла к ним, присела перед мальчиком, протянула шоколадную конфету.
- Нет-нет, нам нельзя, у нас диатез! – категорически остановил её Николай. Девушка забрала конфету и пошла рядом.
Их встречи становились все чаще и чаще. Николай однажды поцеловал Свету в щеку, она покраснела и сказала: «Как не стыдно!» Николай больше не самовольничал.
Света привязалась к ребенку и ласкала его, как родного. Однажды в субботу, отдав Левушку погостить к сестре, Николай возвращался вместе со Светой с концерта. «Зайдем ко мне, если хочешь» - предложила Света.
Он вошел в её комнату. Здесь было не очень уютно, вероятно от того, что стояла одна кровать, стол и два стула. На стене под газетами висела вешалка с платьями. Света взяла с кровати халатик и пошла в ванную переодеться. Николай почувствовал себя в этой комнате инородным телом, ему стало не по себе. Света вышла из ванной, подошла к Николаю и положила руки к нему на плечи. Он осторожно снял её руки, повернулся к двери и полуспросил-полусказал: «Ну, я пойду?..». «Постой!» Она бросилась к столу, вырвала листок из маленькой записной книжки, что-то написала и сунула листок в руки Николаю, а сама отвернулась. Он глянул на записку и прочитал: «Это мой сын». Слово «мой» было подчеркнуто.
Николай очень долго смотрел поверх Светиной головы в окно, потом открыл дверь и тихо проговорил: «Это наш сын».Он выделил слово «наш». Потом помолчал и сказал: «Мой и Марийки».
…Через неделю Николай уволился из «скорой» и уехал работать медбратом в сельскую больницу.
Левушка уехал вместе с отцом.
...Вновь я посетил
Тот уголок земли, где я провел
Изгнанником два года незаметных.
Уж десять лет ушло с тех пор - и много
Переменилось в жизни для меня,
И сам, покорный общему закону,
Переменился я - но здесь опять
Минувшее меня объемлет живо,
И, кажется, вечор еще бродил
Я в этих рощах.
Вот опальный домик,
Где жил я с бедной нянею моей.
Уже старушки нет - уж за стеною
Не слышу я шагов ее тяжелых,
Ни кропотливого ее дозора.
Вот холм лесистый, над которым часто
Я сиживал недвижим - и глядел
На озеро, воспоминая с грустью
Иные берега, иные волны...
Меж нив златых и пажитей зеленых
Оно синея стелется широко;
Через его неведомые воды
Плывет рыбак и тянет за собой
Убогой невод. По брегам отлогим
Рассеяны деревни - там за ними
Скривилась мельница, насилу крылья
Ворочая при ветре...
На границе
Владений дедовских, на месте том,
Где в гору подымается дорога,
Изрытая дождями, три сосны
Стоят - одна поодаль, две другие
Друг к дружке близко,- здесь, когда их мимо
Я проезжал верхом при свете лунном,
Знакомым шумом шорох их вершин
Меня приветствовал. По той дороге
Теперь поехал я, и пред собою
Увидел их опять. Они всё те же,
Всё тот же их, знакомый уху шорох -
Но около корней их устарелых
(Где некогда всё было пусто, голо)
Теперь младая роща разрослась,
Зеленая семья; кусты теснятся
Под сенью их как дети. А вдали
Стоит один угрюмый их товарищ
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему всё пусто.
Здравствуй, племя
Младое, незнакомое! не я
Увижу твой могучий поздний возраст,
Когда перерастешь моих знакомцев
И старую главу их заслонишь
От глаз прохожего. Но пусть мой внук
Услышит ваш приветный шум, когда,
С приятельской беседы возвращаясь,
Веселых и приятных мыслей полон,
Пройдет он мимо вас во мраке ночи
И обо мне вспомянет.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
