Дверь отворилась. Подбадривая и подталкивая друг друга, мы вошли в квартиру, куда мечтали попасть уже почти полгода, с нетерпением ожидая очереди.
Франц нервничал. Дважды он больно наступил мне на ногу, а я, не решаясь кричать, оба раза издала придушенный писк и зло посмотрела на спутника. Тот ответил потерянным взглядом, и, решившись, наконец, шагнул в комнату. Я последовала за ним.
Нас встретила темнота. Нет, конечно, свет пробивался сквозь щёлочку в задёрнутых шторах, его излучали маленькие точечные светильники, беспорядочно разбросанные по помещению, но в душу постепенно проникал мрак, рождённый гнетущей магической атмосферой необычного жилища.
Женщину, чьё лицо наполовину скрывали чёрные очки, прячущуюся в тенях и пристально разглядывающую гостей, мы заметили не сразу. Когда же она шагнула из тьмы в переплетение таинственных бликов, отбрасываемых странной формы посудой, расставленной по полкам, и я, и Франц подпрыгнули от неожиданности.
– Лииза, – раздался испуганный шёпот друга. – Бо…боюсь!
Я не отозвалась, поскольку сама находилась в плену страха. Колдунья села к столу и, крутя в руках предмет, похожий на высушенный человеческий палец, спросила низким голосом:
– Что вам нужно?
– А-ва-ва-ва, - забормотал Франц, клацая зубами.
– Что? Конкретнее!
В голосе ведьмы послышалась насмешка, и я, рассерженная этим, внезапно осмелев, шагнула вперёд и требовательным тоном произнесла:
– Нам нужно зелье!
– Какое? – осведомилась та. – Зелья бывают разные. Могу предложить сонное, для приворота, отворота, яд, наконец…
– Нет.
Ответ прозвучал резко:
– Дайте нам то, что вернуло бы наши прежние сущности.
Колдунья продолжала развлекаться. Широко ухмыляясь и глядя на нас, как на умалишённых, она сообщила:
– Для этого я должна знать, кем вы были раньше. Иначе ваши тела могут принять другую, отличную от человеческой форму.
– Да нам это и нужно… – начала я.
Но Франц перебил меня, зашипев:
– Ты же ведьма и должна видеть то, что находится внутри. А если это не так, значит, ты никуда не годная шарлатанка!
Я ошарашено взглянула на приятеля, изумлённая его дерзостью, а колдунья, перестав улыбаться, подошла ближе и, сняв очки, пристально всмотрелась в наши глаза. Моему взору предстало усталое и озадаченное лицо женщины, пытающейся понять, что за ненормальные явились к ней за помощью.
Вдруг она вскрикнула и отшатнулась, заставив нас напрячься. Но ничего страшного не произошло. Откинув в сторону то, что держала в руках, ведьма кинулась к котлу, где бурно кипело какое-то варево, двумя лёгкими пассами опорожнила его и лихорадочно быстро принялась сливать в ёмкость содержимое пузырьков, стоящих рядом на маленьком столике.
Наконец, зелье было готово. Подойдя ближе со стаканами, дышащими паром, колдунья протянула их нам и спросила тихо:
– Но почему, почему вы хотите отказаться от такого шанса? Вы могли бы прожить полноценную человеческую жизнь, взять от неё всё…
Франц остановил женщину движением руки.
– Она не для нас, – просто сказал он. – Люди зациклены на деньгах, карьере, успехе, не умеют наслаждаться простыми вещами и не в состоянии увидеть то прекрасное, что их окружает. А мы… мы слишком хорошо помним своё прежнее существование и никогда не сумеем встроить себя в матрицу, ломающую каждого, попавшего в эту систему. Нам вполне хватило двух минувших лет.
Я промолчала, но, с гордостью посмотрев на друга, кивком подтвердила всё, им сказанное. А после, не поморщившись, проглотила отвратительный на вкус, горячий напиток.
Дверь отворилась. Колдунья, замершая на площадке, с лёгкой завистью наблюдала за тем, как, задрав хвосты, нарочито скандаля и пихая друг друга боками, вниз по лестнице весело несутся беззаботные существа – кошка с собакой, зовущиеся Лизой и Францем.
А здесь жила Петрова. Не могу
припомнить даже имени. Ей-Богу.
Покажется, наверное, что лгу,
а я – не помню. К этому порогу
я часто приближался на бегу,
но только дважды... Нет, не берегу
как память, ибо если бы помногу,
то вспомнил бы... А так вот – ни гу-гу.
Верней, не так. Скорей, наоборот
все было бы. Но нет и разговору
о чем-то ярком... Дьявол разберет!
Лишь помню, как в полуночную пору,
когда ворвался муж, я – сумасброд -
подобно удирающему вору,
с балкона на асфальт по светофору
сползал по-рачьи, задом наперед.
Теперь она в милиции. Стучит
машинкою. Отжившие матроны
глядят в окно. Там дерево торчит.
На дереве беснуются вороны.
И опись над кареткою кричит:
«Расстрелянные в августе патроны».
Из сумки вылезают макароны.
И за стеной уборная журчит.
Трагедия? О если бы.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
