Маленький Тоёдзи шел по родной деревне Минамата и пинал опавшие листья сакуры, которой, как сорняком, заросли все сады в округе. Внизу, в зеркальной синей бухте, темнели неподвижные лодки, а в ясном голубом небе медленно кружил ястреб. Тоёдзи прищурил свои узкие глаза, взглянул на птицу и разразился воинственной речью:
- О хищный Така! Давай вместе разорвем их всех на куски! Давай наточим как следует катаны и посмотрим, какого цвета их тухлая кровь! Давай отрежем им их поганые головы, выпустим кишки и побросаем чайкам в море! Давай дадим слово чести, что не остановимся, пока не сотрем врагов с лица земли! Давай, давай...
На этом фантазия Тоёдзи кончилась, и он примолк. За невысоким забором показался минка - бедный бамбуковый дом отца. Сам отец сидел в дальнем конце двора и что-то мастерил. Тоёдзи знал, что отец его пока не слышит и не видит, потому приступил ко второму акту:
- Вот же зараза! Пятое сентября только - а уже сочинение задала! Видите ли, ее интересует наше восприятие осенней ипохондрии поэтов времен династии Асикага! Нет, ну еще про секс или войнушку - это куда ни шло, но про поэтов! Три листа иероглифов! Это ж ни в футбол погонять, ни на татами поваляться! Сиди и корпи все выходные! У-уй, дайте мне катану!
-Тоёдзи! Милый! Ты уже вернулся?
Это мама вышла из дома, вытирая руки о свое любимое расписное тэнугуи. У нее много полотенец, но это она вынимает из ящика, только когда готовит что-нибудь особенно вкусное. Правда, аппетита нет... Тоёдзи вздохнул.
- Да, мамочка!
- Принеси мне из кладовки имбирь и орехи гинкго! И через полчаса приходи кушать!
- Да, мамочка! Сейчас!
Слово "сейчас" Тоёдзи произнес ворчливым шепотом. Подождет мамочка. Для ее же пользы.
Открыв дверь кладовки, Тоёдзи сразу свернул в правую ее сторону, где у него хранились деревянные мечи. Схватив один из них, Тоёдзи со свистом помахал им в воздухе, потом скорчил страшную рожу и достал из школьного рюкзака нарисованные специально для этой цели портреты. Р-раз! - и училка японской литературы разлетелась надвое. Два! - и училка географии лишилась пучка волос и половины уха. Три! - учитель гимнастики расстался с бородой. Пять! - очки биологички превратились в монокуляры. Восемь! - директор осыпался клочками, которые медленно усеяли корзины с провизией.
Тоёдзи устал. Он опустил меч, осмотрел поле боя и остался доволен. Недруги повержены, император наградит его Орденом Хризантемы с ожерельем. Можно идти кушать.
Из-под клочков директора Тоёдзи выкопал имбирный корень и гинкго, прикрыл за собой дверь кладовки и направился к дому. Мама уже скрылась в кухне, отец все сидел над своей работой. Тоёдзи притормозил. Надо как-то сказать отцу, что его вызывают в школу. А потом выдержать харакири широким ремнем по нежной попе. Ничего, битвы закаляют самураев.
Тоёдзи гордо вскинул голову и смело зашагал на кухню.
Когда я утром просыпаюсь,
я жизни заново учусь.
Друзья, как сложно выпить чаю.
Друзья мои, какую грусть
рождает сумрачное утро,
давно знакомый голосок,
газеты, стол, окошко, люстра.
«Не говори со мной, дружок».
Как тень слоняюсь по квартире,
гляжу в окно или курю.
Нет никого печальней в мире —
я это точно говорю.
И вот, друзья мои, я плачу,
шепчу, целуясь с пустотой:
«Для этой жизни предназначен
не я, но кто-нибудь иной —
он сильный, стройный, он, красивый,
живёт, живёт себе, как бог.
А боги всё ему простили
за то, что глуп и светлоок».
А я со скукой, с отвращеньем
мешаю в строчках боль и бред.
И нет на свете сожаленья,
и состраданья в мире нет.
1995, декабрь
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
