Егор Кузьмич взял с буфетной стойки запотевшую стопочку водки, и только-только собрался опрокинуть её в рот, как раздалось громкое жужжание, и он проснулся. За стеной, у соседа Сашки день начинался с ремонтных работ, жужжала дрель.
Егор Кузьмич чертыхнулся и посмотрел на часы. Было десять часов утра. Трещала голова после вчерашнего. А до открытия рюмочной ещё целый час. Да и что толку: Полина, уходя на работу, не оставила ему ни копейки денег. Сосед ему не одолжит: Егор Кузьмич ещё за старое не рассчитался. Есть ещё дворничиха Петровна, ей он в прошлый раз вернул два рубля, стянув у жены из кошелька, за что получил увесистого тумака — рука у Полины была тяжёлая.
Кряхтя и сопя носом Егор Кузьмич на скорую руку оделся и поплёлся к Петровне. Она была нездорова — докучало кровяное давление, поворчала для порядка, но рубль дала. Теперь нужно было дождаться открытия рюмочной, название которой соответствовало её роли в жизни пьющей братии: «Второе дыхание».
Надо сказать непросвещённому читателю, что в те, уже довольно далёкие, времена на рубль можно было в рюмочной получить два раза по полста граммов водки, и к каждому из этих полста — по бутерброду с килечкой или крутому яйцу. Егор Кузьмич брал по бутерброду и яйцу. Сто граммов водки и вполне приличная закуска — хватало до вечера.
Егор Кузьмич был пенсионером по инвалидности. У него нехватало одной почки, в результате пьяной драки, когда он получил удар ножом в спину. Пенсию отбирала Полина, оставляя ему шесть рублей на покупку литровой бутыли спирта, которой должно было хватить на месяц, но хватало максимум дней на десять.
В те дни тотальной борьбы с пьянством, когда водку можно было получить только по талонам, в рыночной толпе шныряли бойкие людишки и шёпотом предлагали сравнительно недорогой спирт. Им Егор Кузьмич и запасался раз в месяц. Получалось пять поллитровых бутылок водки.
Вчера он допил последнюю бутылку, и теперь, когда до следующей пенсии оставалось больше двух недель, надо было что-то придумать. Он приуныл: ничего не приходило на ум.
И тут раздался звонок в дверь. На пороге стояла дворничиха Петровна.
- Слушай, Кузьмич, выручи-ка меня, в долгу не останусь. Что-то мне совсем неможется, а надо лестницу мыть и снежок почистить. Дам пять рублей.
- Шесть, - молниеносно среагировал Егор Кузьмич, мысленно уже разливая спирт по бутылкам.
- Ладно, шесть, чёрт с тобой! Но деньги потом, сначала — работа.
Егор Кузьмич поплёлся вслед за Петровной в чулан за инвентарём. Часа через полтора он уже мчался на рынок за заветной бутылкой спирта. Принёс домой, расставил на кухонном столе пять пустых поллитровок и с помощью пластмассовой воронки стал равномерно разливать спирт по бутылкам. Когда эта процедура была закончена, он долил в бутылки воды из-под крана. Жидкость помутнела, бутылки нагрелись — пошла реакция. Три бутылки поместились в морозилке. Остальные Егор Кузьмич спрятал за диван.
Минут через двадцать — на большее терпения не хватило — Егор Кузьмич достал из морозилки охлаждённую бутылку, налил жидкость в гранёный стакан и залпом выпил.
Когда Полина пришла с работы домой, она нашла Егора Кузьмича лежащим на полу. На столе стояли две пустые поллитровые бутылки. Налицо были признаки алкогольного отравления: пена изо рта, энурез. Полина вызвала скорую помощь. В больнице ему сделали промывание желудка, поставили систему и надели кислородную маску.
Придя в себя, Егор Кузьмич увидел сидевшую возле его кровати Полину.
- Где я? - голос глухо звучал через маску.
- Ты в больнице, дурачок. Чуть не умер вчера — отравился своим зелёным змием. Доктор сказал, что у тебя организм в таком состоянии, что надо срочно бросать пить, иначе белая горячка обеспечена. Он будет тебя кодировать от алкоголизма.
- Угу!
Через две недели Егора Кузьмича выписали из больницы, а ещё через неделю они пошли с Полиной в магазин, купили ему новый костюм, белую рубашку и красивый галстук на резинке.
А Егор Кузьмич, вспомнив про спрятанные за диваном бутылки, втихаря от Полины, обмыл покупки.
- Обычай такой, - успокаивал он себя, - иначе носиться не будет!...
Перекрестившись, Полина с Петровной медленно пошли к воротам кладбища, а в изголовье холмика, под которым упокоился Егор Кузьмич, осталась сиротливо стоять стопочка водки, накрытая куском чёрного хлебушка.
Иаков сказал: Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня.
Бытие, 32, 26.
Всё снаружи готово. Раскрыта щель. Выкарабкивайся, балда!
Кислый запах алькова. Щелчок клещей, отсекающих навсегда.
Но в приветственном крике – тоска, тоска. Изначально – конец, конец.
Из тебе предназначенного соска насыщается брат-близнец.
Мой большой первородный косматый брат. Исполать тебе, дураку.
Человек – это тот, кто умеет врать. Мне дано. Я могу, могу.
Мы вдвоем, мы одни, мы одних кровей. Я люблю тебя. Ты мой враг.
Полведра чечевицы – и я первей. Всё, свободен. Гуляй, дурак.
Словно черный мешок голова слепца. Он сердит, не меня зовёт.
Невеликий грешок – обмануть отца, если ставка – Завет, Завет.
Я – другой. Привлечен. Поднялся с колен. К стариковской груди прижат.
Дело кончено. Проклят. Благословен. Что осталось? Бежать, бежать.
Крики дикой чужбины. Бездонный зной. Крики чаек, скота, шпанья.
Крики самки, кончающей подо мной. Крики первенца – кровь моя.
Ненавидеть жену. Презирать нагой. Подминать на чужом одре.
В это время мечтать о другой, другой: о прекрасной сестре, сестре.
Добиваться сестрицы. Семь лет – рабом их отца. Быть рабом раба.
Загородки. Границы. Об стенку лбом. Жизнь – проигранная борьба.
Я хочу. Я хочу. Насейчас. Навек. До утра. До последних дат.
Я сильнее желания. Человек – это тот, кто умеет ждать.
До родимого дома семь дней пути. Возвращаюсь – почти сдаюсь.
Брат, охотник, кулема, прости, прости. Не сердись, я боюсь, боюсь.
...Эта пыль золотая косых песков, эта стая сухих пустот –
этот сон. Никогда я не видел снов. Человек? Человек – суть тот,
кто срывает резьбу заводных орбит, дабы вольной звездой бродить.
Человек – это тот, кто умеет бить. Слышишь, Боже? Умеет бить.
Равнозначные роли живых картин – кто по краю, кто посреди?
Это ты в моей воле, мой Господин. Победи – или отойди.
Привкус легкой победы. Дела, дела. Эко хлебово заварил.
Для семьи, для народа земля мала. Здесь зовут меня - Израиль.
Я – народ. Я – семья. Я один, как гриб. Загляни в себя: это я.
Человек? Человек – он тогда погиб. Сыновья растут, сыновья.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
