«Когда Дракон влюбился в Маргариту, он решил взять её «на испуг». Но, не тут-то было. Маргарита ядовито усмехнулась, махнула белой ручкой, строго прикрикнула: «Зась, земляной червяк!». Волшебное «зась» сделало своё дело, и Дракон присел на задние лапы, сдерживая огненный выдох. Внутри у него всё пылало. «Что ты хочешь, Марго?» - прорычал он тихо и покорно. Девица поджала губки, дёрнула плечиком и, подобная цветку на тонком гибком стебле, слегка покачиваясь на каблуках, ушла по своим делам.
Несчастный долго сидел, не в силах двинуться от гнетущей печали, затем слетел к морю, выдохнул, и половина воды из бухты испарилась в небеса. А когда настала чёрная, грозовая ночь, он, при свете молний, раздиравших тучи, сбросил с себя первую свою шкуру, грубую шипастую, и, задрав морду к обезумевшим, грохочущим небесам, взвыл старинное заклинание.
И в тот же миг шкура обратилась в огромный скалистый остров, который утром Маргарита приняла в дар – равнодушно-благосклонно (так уж и быть), со скукой во взгляде, и желанного «да» не последовало.
За последующие пять ночей еще пять своих шкур сбросил Дракон. Всё тоньше становились они, всё нежнее и прекраснее, и каждая превращалась в дар для любимой. Чудесными лесами и парками покрылся остров, богатые города и сёла выросли, как грибные семейства, воздвигся и для Марго светлый просторный дом, обставленный красивой мебелью, шкафы наполнились дорогими модными платьями, шкатулки – драгоценностями. Но, почему-то, никак и ничему не поддавалась капризница. Всякий раз, свысока оглядев дары , она только пожимала плечами и уходила. Опять уходила.
Наконец, у отчаявшегося влюбленного осталась лишь одна последняя седьмая шкура. И оказалась она, увы, лишь простой человеческой кожей, а сам Дракон явился перед девушкой добрым молодцем с печальными, умоляющими глазами и непослушной, соломенной шевелюрой… Теперь…
А теперь, закончи сказку ты сам, дружок…»
….
«Они взялись за руки и - юные, легконогие - побежали к морю…»
Дорогая передача! Во субботу чуть не плача,
Вся Канатчикова Дача к телевизору рвалась.
Вместо, чтоб поесть, помыться, уколоться и забыться,
Вся безумная больница у экрана собралась.
Говорил, ломая руки, краснобай и баламут
Про бессилие науки перед тайною Бермуд.
Все мозги разбил на части, все извилины заплел,
И канатчиковы власти колят нам второй укол.
Уважаемый редактор! Может лучше про реактор,
Про любимый лунный трактор? Ведь нельзя же, год подряд
То тарелками пугают, дескать, подлые, летают,
То у вас собаки лают, то руины говорят.
Мы кое в чем поднаторели — мы тарелки бьем весь год,
Мы на них уже собаку съели, если повар нам не врет.
А медикаментов груды — мы в унитаз, кто не дурак,
Вот это жизнь! И вдруг Бермуды. Вот те раз, нельзя же так!
Мы не сделали скандала — нам вождя недоставало.
Настоящих буйных мало — вот и нету вожаков.
Но на происки и бредни сети есть у нас и бредни,
И не испортят нам обедни злые происки врагов!
Это их худые черти бермутят воду во пруду,
Это все придумал Черчилль в восемнадцатом году.
Мы про взрывы, про пожары сочиняли ноту ТАСС,
Тут примчались санитары и зафиксировали нас.
Тех, кто был особо боек, прикрутили к спинкам коек,
Бился в пене параноик, как ведьмак на шабаше:
«Развяжите полотенцы, иноверы, изуверцы,
Нам бермуторно на сердце и бермутно на душе!»
Сорок душ посменно воют, раскалились добела.
Вот как сильно беспокоят треугольные дела!
Все почти с ума свихнулись, даже кто безумен был,
И тогда главврач Маргулис телевизор запретил.
Вон он, змей, в окне маячит, за спиною штепсель прячет.
Подал знак кому-то, значит, фельдшер, вырви провода.
И нам осталось уколоться и упасть на дно колодца,
И там пропасть на дне колодца, как в Бермудах, навсегда.
Ну а завтра спросят дети, навещая нас с утра:
«Папы, что сказали эти кандидаты в доктора?»
Мы ответим нашим чадам правду, им не все равно:
Удивительное рядом, но оно запрещено!
А вон дантист-надомник Рудик,у него приемник «Грюндиг»,
Он его ночами крутит, ловит, контра, ФРГ.
Он там был купцом по шмуткам и подвинулся рассудком,
А к нам попал в волненьи жутком,
С растревоженным желудком и с номерочком на ноге.
Он прибежал, взволнован крайне, и сообщеньем нас потряс,
Будто наш научный лайнер в треугольнике погряз.
Сгинул, топливо истратив, весь распался на куски,
Но двух безумных наших братьев подобрали рыбаки.
Те, кто выжил в катаклизме, пребывают в пессимизме.
Их вчера в стеклянной призме к нам в больницу привезли.
И один из них, механик, рассказал, сбежав от нянек,
Что Бермудский многогранник — незакрытый пуп Земли.
«Что там было, как ты спасся?» — Каждый лез и приставал.
Но механик только трясся и чинарики стрелял.
Он то плакал, то смеялся, то щетинился, как еж.
Он над нами издевался. Ну сумасшедший, что возьмешь!
Взвился бывший алкоголик, матерщинник и крамольник,
Говорит: «Надо выпить треугольник. На троих его, даешь!»
Разошелся, так и сыплет: «Треугольник будет выпит.
Будь он параллелепипед, будь он круг, едрена вошь!»
Пусть безумная идея, не решайте сгоряча!
Отвечайте нам скорее через доку-главврача.
С уваженьем. Дата, подпись... Отвечайте нам, а то,
Если вы не отзоветесь мы напишем в «Спортлото».
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
