Город пах дождём и неубранными листьями. А собственно так всё и было, лил дождь, а листья дворники таджики в лучшем случае заметали под стоящие машины и не боле.
И это в декабре!
Павка сидел у себя в кабинете и горевал над своей проблемой. Ну как Павка – Павел Александрович (сорока с хвостиком лет) – директор одной из сетей своих же собственных магазинов в том пропахшем городе. Секретарша Наденька суетилась рядом, то пробуждая в нём самца, то напоминая, что он неизлечимо болен.
Хотелось выть… и Павка завыл. Тут же появилась Наденька с кружкой чая.
– Павел Александрович, чайку?
Фигурка Наденьки затянутая в иноземные тряпки сотворила то, что и должна была сотворить – скованная юбчонкой попка околдовала добра молодца, кофточка с декольте, в котором виднелось никак не меньше третьего размера, доделали своё дело.
Павка сел на кушетку и поманил Наденьку. Она послушно села рядом.
В следующий момент Павка обнял её и начал страстно целовать.
– Павел Александрович, ну что вы, я мужу расскажу, – заскулила Наденька.
– Говори, говори, кому хочешь.
Павка продолжал целовать и ласкать плоть Наденьки, пока ноги девушки не оказались у него на плечах.
По селектору пробухтели: – Павел Александрович, к вам можно?
– Я занят, примерно на пару часов…
– На пару часов? – иронично повторила Наденька, укрепляя позицию своих ног на плечах у Павки.
Прошла пара часов. Вернувшийся очередной торговый представитель, спросил у второй секретарши:
– С кем он там. Свежая кровь?
– Ну что вы, – ответила женщина, покраснев, – там Наденька, его жена…единственная и любимая!
Еще далёко мне до патриарха,
Еще не время, заявляясь в гости,
Пугать подростков выморочным басом:
"Давно ль я на руках тебя носил!"
Но в целом траектория движенья,
Берущего начало у дверей
Роддома имени Грауэрмана,
Сквозь анфиладу прочих помещений,
Которые впотьмах я проходил,
Нашаривая тайный выключатель,
Чтоб светом озарить свое хозяйство,
Становится ясна.
Вот мое детство
Размахивает музыкальной папкой,
В пинг-понг играет отрочество, юность
Витийствует, а молодость моя,
Любимая, как детство, потеряла
Счет легким километрам дивных странствий.
Вот годы, прожитые в четырех
Стенах московского алкоголизма.
Сидели, пили, пели хоровую -
Река, разлука, мать-сыра земля.
Но ты зеваешь: "Мол, у этой песни
Припев какой-то скучный..." - Почему?
Совсем не скучный, он традиционный.
Вдоль вереницы зданий станционных
С дурашливым щенком на поводке
Под зонтиком в пальто демисезонных
Мы вышли наконец к Москва-реке.
Вот здесь и поживем. Совсем пустая
Профессорская дача в шесть окон.
Крапивница, капризно приседая,
Пропархивает наискось балкон.
А завтра из ведра возле колодца
Уже оцепенелая вода
Обрушится к ногам и обернется
Цилиндром изумительного льда.
А послезавтра изгородь, дрова,
Террасу заштрихует дождик частый.
Под старым рукомойником трава
Заляпана зубною пастой.
Нет-нет, да и проглянет синева,
И песня не кончается.
В пpипеве
Мы движемся к суровой переправе.
Смеркается. Сквозит, как на плацу.
Взмывают чайки с оголенной суши.
Живая речь уходит в хрипотцу
Грамзаписи. Щенок развесил уши -
His master’s voice.
Беда не велика.
Поговорим, покурим, выпьем чаю.
Пора ложиться. Мне, наверняка,
Опять приснится хмурая, большая,
Наверное, великая река.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
