1
Николай Семенович Островязев ( Островязев - это псевдоним, настоящая фамилия Николая Семеновича - Пушков) считал себя уникальным критиком. Он писал разгромные статьи и хвалебные отзывы на поэзию и прозу, делал это из дружеских или недружеских побуждений, а если дело касалось финансовой стороны то и не взирая на лица.
,,Что же тут уникального?”- спросит читатель. А уникальность Николая Семеновича заключалась в том, что он подпрыгивал на стуле при слове
,, подпрыгнул” и почесывал за ухом при слове ,, любовь”. Литераторы, конечно, не подмечали этой необыкновенности, а если что и видели случайно, то не придавали данному факту особого значения. Но сам Николай Семенович знал за собой эту двойную, можно сказать ,,в квадрате” феноменальность и в глубине души очень ею гордился. Критик просыпался и засыпал с мыслью о своей исключительности, но рассказать о ней никому не решался. Он страшно боялся, что коллеги не поверив , поднимут его на смех или, что хуже того , поверив, признают сумасшедшим.
Так дожил наш критик Николай Семенович со своей исключительностью до пятидесяти шести лет.
И тут произошла история, о которой я и хочу рассказать. Эта история имела для критика роковые последствия.
2
Итак, представьте себе, маленький провинциальный город Е , месяц май. Город рвется зА город. Рабочие недели стремительны.
Посреди одной из таких недель нашего Островязева пригласили на презентацию книги малоизвестного поэта. Николай Семенович вначале, как это принято у всей пишущей братии говорил о своей занятости, и опять же как это принято, ровно до того момента, пока не было произнесено слово ,,фуршет”, после чего критик выразил свое согласие и дал обещание прибыть.
В означенный день Островязев вошел в большие стеклянные двери библиотеки, где должно было проходить мероприятие. Народу собралось немного: коллеги по цеху, знакомые, и несколько ключевых фигур, появившихся для придания презентации презентабельного вида. В число последних, а правильнее будет сказать первых лиц, и входил Николай Семенович. Зайдя в читальный зал библиотеки, критик увидел спины сидящих на стульях гостей . Впереди них, у стены противоположной выходу , за столом копошились молодой поэт и ведущая мероприятия- девушка страшной наружности. Николай Семенович занял место в предпоследнем ряду , посмотрел на часы и стал ждать. Ждать пришлось недолго . Ведущая обратилась к гостям со вступительной речью, в которой говорилось о новом имени в поэзии, о творческих вехах, о прекрасных перспективах расцветающего дарования. После чего на суд зрителей вышел поэт. Это был человек лет тридцати пяти, без определенного места работы, в джинсах, черном свитере и облезлых китайских туфлях. В руках у него была небольшая книга. Он начал читать с выражением и громко.
Вечер вечностью чернеет.
Лень – луна.
Звезды – очи холодеют
У окна…
Николай Семенович зевнул.
Поэт продолжал.
Чем тебя мне удивить
Словом, словом,
Речь - серебряная нить,
В платье новом
Ты пришла…
Николай Семенович облокотился на спинку стула и стал разглядывать присутствующих в предвкушении фуршета. На третьем стихотворении Островязев услышал слово ,,любовь” и почесал за ухом. Когда же настала пора восьмого стихотворения и Николай Семенович, услышав слово ,, любовь” во второй раз потянулся к уху, он вдруг увидел, как молодой, человек лет тридцати, сидящий впереди него , тоже почесал за ухом. ,,Случайность”- подумал Николай Семенович, Но сомнение с каждой минутой нарастало . Злые подозрения навалились на критика. Он уже не отрывал взгляда от сидящего впереди молодого человека и внимательно слушал строчки, которые еще несколько минут назад совсем не брал в расчет. Окончательно потеряв покой, Островязев уже готов был крикнуть из зала,, Прочтите восьмое, оно прекрасно!”
А молодой поэт в это время упоенно читал о цементе- друге кирпичей и телевышке - волоске Вселенной.
И тут прозвучало
Весенний ветер не спеша
Идет по улице,
Подпрыгнул мальчик,
И душа…
Николай Семенович слегка подпрыгнул и… О, горе! Подпрыгнул и молодой человек из соседнего ряда. Николай Семеновичу стало плохо, он уже смутно помнил, как почесал ухо еще три раза, после чего презентация книги закончилась.
На фуршете Николай Семенович по большей части пил и после второй бутылки шампанского решился подойти к своему обидчику , чтобы поинтересоваться его родом занятий.
-Критик Краснословин- представился тот.
,,Конечно, псевдоним- подумал Николай Семенович.- Неужели, этот выскочка не может настоящей фамилией пользоваться”. Он улыбнулся.
-Пишите?- поинтересовался Островязев.
-Да. Немного. Недавно начал.
-А про кого статьи?
- Сейчас ,про Сунчина пишу- важно заметил молодой критик.
-Плохой прозаик- обозлился Островязев.
-Да, а по моему, у него большой потенциал.
-Посредственность, занимающаяся стилизацией.
Николай Семёнович, прекрасно помнил, что совсем недавно написал хвалебную статью о Сунчине, но взял недорого и сейчас имел возможность и хотел насолить молодому критику своим противоположным мнением.
Коллеги перекинулись еще парой незначительных фраз, и Островязев убрался восвояси.
3
Вернувшись домой, Николай Семенович, не ужиная, сел за интернет и нашел материал на Краснословина ( настоящая фамилия Тукин). Островязев с удовольствием отметил свою проницательность, посмотрел статьи, которые написал товарищ Тукин и обнаружил, что тот писал практически так же, как Николай Семенович. Это не очень расстроило Островязева. Так писали практически все : одно и тоже. Менялись только фамилии авторов .
Но Николай Семёнович твёрдо решил, что будет писать на плохие статьи Краснословина хорошие, а на хорошие –плохие, чтобы как-то отличаться и тем самым беречь свой дар. И всё равно, отчаянье не покидало Островязева. Старый критик сначала расхаживал по комнате ,а потом, сев на кровать, стал произносить разные слова и отмечать для себя, а не выкидывает ли он какой- нибудь фортель. Новый! Тот, который вернёт ему его феноменальность и уничтожит Краснословина! ,, Газ”… ,,враз” … ,,авторучка” … ,,кубометр”…,,престиж” ,, анфас” .Но, напрасно. Слова не оказывали на Островязева магического действия, а со стороны могло показаться, что Островязев сошёл с ума.
4
Прошло несколько месяцев . Островязев много работал, и по большей части, в пику Краснословину. Он даже написал пару статей о беспомощности и близорукости молодых критиков , где в числе прочих упомянул и Краснословина. Но работа не приносила Николаю Семёновичу удовлетворения.
В октябре старый критик занемог. Банальная простуда. Болезнь текла медленно, словно провожая всё то, чем Николай Семёнович гордился всю свою жизнь. И после выздоровления Николай Семенович перестал подпрыгивать на слове ,,подпрыгнул” и чесать за ухом при слове ,,любовь”. Да, это был конец. Островязев считал, что его обокрали.
В марте Николай Семёнович решил покончить с литературной деятельностью и переехал в город Т., где, по слухам, устроился охранником.
P.S.
Эту историю рассказал мне полгода назад старый критик Пивнов, когда мы отмечали очередную юбилейную дату в русской литературе. Островязев поведал её Пивнову незадолго до своего отъезда . А Пивнов
( псевдоним конечно, настоящая фамилия- Рудькин) спьяну ( вероятно , чтобы я не счёл его сумасшедшим) открыл её мне, после чего я и решил увековечить вышеизложенным рассказом имя удивительного критика- Николая Семёновича Островязева.
Потому что искусство поэзии требует слов,
я - один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы, связавшейся с этой,-
не желая насиловать собственный мозг,
сам себе подавая одежду, спускаюсь в киоск
за вечерней газетой.
Ветер гонит листву. Старых лампочек тусклый накал
в этих грустных краях, чей эпиграф - победа зеркал,
при содействии луж порождает эффект изобилья.
Даже воры крадут апельсин, амальгаму скребя.
Впрочем, чувство, с которым глядишь на себя,-
это чувство забыл я.
В этих грустных краях все рассчитано на зиму: сны,
стены тюрем, пальто, туалеты невест - белизны
новогодней, напитки, секундные стрелки.
Воробьиные кофты и грязь по числу щелочей;
пуританские нравы. Белье. И в руках скрипачей -
деревянные грелки.
Этот край недвижим. Представляя объем валовой
чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,
вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках.
Но садятся орлы, как магнит, на железную смесь.
Даже стулья плетеные держатся здесь
на болтах и на гайках.
Только рыбы в морях знают цену свободе; но их
немота вынуждает нас как бы к созданью своих
этикеток и касс. И пространство торчит прейскурантом.
Время создано смертью. Нуждаясь в телах и вещах,
свойства тех и других оно ищет в сырых овощах.
Кочет внемлет курантам.
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
к сожалению, трудно. Красавице платье задрав,
видишь то, что искал, а не новые дивные дивы.
И не то чтобы здесь Лобачевского твердо блюдут,
но раздвинутый мир должен где-то сужаться, и тут -
тут конец перспективы.
То ли карту Европы украли агенты властей,
то ль пятерка шестых остающихся в мире частей
чересчур далека. То ли некая добрая фея
надо мной ворожит, но отсюда бежать не могу.
Сам себе наливаю кагор - не кричать же слугу -
да чешу котофея...
То ли пулю в висок, словно в место ошибки перстом,
то ли дернуть отсюдова по морю новым Христом.
Да и как не смешать с пьяных глаз, обалдев от мороза,
паровоз с кораблем - все равно не сгоришь от стыда:
как и челн на воде, не оставит на рельсах следа
колесо паровоза.
Что же пишут в газетах в разделе "Из зала суда"?
Приговор приведен в исполненье. Взглянувши сюда,
обыватель узрит сквозь очки в оловянной оправе,
как лежит человек вниз лицом у кирпичной стены;
но не спит. Ибо брезговать кумполом сны
продырявленным вправе.
Зоркость этой эпохи корнями вплетается в те
времена, неспособные в общей своей слепоте
отличать выпадавших из люлек от выпавших люлек.
Белоглазая чудь дальше смерти не хочет взглянуть.
Жалко, блюдец полно, только не с кем стола вертануть,
чтоб спросить с тебя, Рюрик.
Зоркость этих времен - это зоркость к вещам тупика.
Не по древу умом растекаться пристало пока,
но плевком по стене. И не князя будить - динозавра.
Для последней строки, эх, не вырвать у птицы пера.
Неповинной главе всех и дел-то, что ждать топора
да зеленого лавра.
Декабрь 1969
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
