Сидим с Ларкой красивые, двадцатидвухлетние у меня на даче, пьём чай после баньки под «Бесаме мучо» и тихо ведём беседу:
- Паша меня обожает и дочку очень любит. Я не жалею, что так рано вышла, хоть ты и говоришь, что не нагулявшись, - шепчу я. Муж и дочка спят в доме, а мы расположились на веранде. Хорошо! Цикады поют, пахнет травой, свежестью…
- Столько всего за пять лет произошло! – восклицает Ларка. Она сдала госэкзамены, стала учителем русского языка и литературы. Свиделись наконец первый раз за пять лет, одноклассницы!
- Лар,- я интимно шепчу в самое ухо подруге, - расскажи, хоть сколько у тебя их было?
Она помолчала, задумалась. «Считает… - хихикнула про себя я. « Одиннадцать, - проговорила одноклассница.
- Сколько-сколько?!
- Один раз со Славиком Виртом на первом курсе, после посвящения в студенты. Фу, противно, не хочу вспоминать! И десять раз дружеский секс с Патриком после каждой сессии. Он такой забавный, ласковый. Двигается на мне и шепчет: «Ларик мой!», а я из-под него стонаю: «Патрик мой!»
-Лар, так вы столько лет…того…с ним, а женится не предлагал?
- Ты что, он же ниже меня ростом! Он же понимает, что не пара мне.
…В прошлом году Лара и Саша Патрикеевы женили сына Егора. Стоят они рядышком, плечом к плечу, молодых встречают караваем. И ничего Патрик не ниже её - наравне они, а если учесть, что Ларка на каблуках, то вообще!...
Олег Поддобрый. У него отец
был тренером по фехтованью. Твердо
он знал все это: выпады, укол.
Он не был пожирателем сердец.
Но, как это бывает в мире спорта,
он из офсайда забивал свой гол.
Офсайд был ночью. Мать была больна,
и младший брат вопил из колыбели.
Олег вооружился топором.
Вошел отец, и началась война.
Но вовремя соседи подоспели
и сына одолели вчетвером.
Я помню его руки и лицо,
потом – рапиру с ручкой деревянной:
мы фехтовали в кухне иногда.
Он раздобыл поддельное кольцо,
плескался в нашей коммунальной ванной...
Мы бросили с ним школу, и тогда
он поступил на курсы поваров,
а я фрезеровал на «Арсенале».
Он пек блины в Таврическом саду.
Мы развлекались переноской дров
и продавали елки на вокзале
под Новый Год.
Потом он, на беду,
в компании с какой-то шантрапой
взял магазин и получил три года.
Он жарил свою пайку на костре.
Освободился. Пережил запой.
Работал на строительстве завода.
Был, кажется, женат на медсестре.
Стал рисовать. И будто бы хотел
учиться на художника. Местами
его пейзажи походили на -
на натюрморт. Потом он залетел
за фокусы с больничными листами.
И вот теперь – настала тишина.
Я много лет его не вижу. Сам
сидел в тюрьме, но там его не встретил.
Теперь я на свободе. Но и тут
нигде его не вижу.
По лесам
он где-то бродит и вдыхает ветер.
Ни кухня, ни тюрьма, ни институт
не приняли его, и он исчез.
Как Дед Мороз, успев переодеться.
Надеюсь, что он жив и невредим.
И вот он возбуждает интерес,
как остальные персонажи детства.
Но больше, чем они, невозвратим.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
