— Нинок, дай-ка мне взаймы буханочку белого. Через два дня пенсия, расплачусь. И колбаски граммов триста, какой подешевле. Будь другом!
— Хорошо, Николаич. Смотри, не забудь! Я всё записываю! — с улыбкой ответила Нинок, пышнотелая хозяйка небольшой уютной лавки, в которой чего только не было: тут и продукты тебе, и посуда, и куча разных мелочей, необходимых в хозяйстве, и даже одежонка какая-никакая имелась.
— Вот спасибо. Уважила старика. Пока, Баобабочка! — усмехнулся крепенький еще дед, складывая продукты в помятый целлофановый пакет.
Вы спросите, почему Баобабочка? Да всё очень просто. У Нинки муж-то — африканец. Из самого (или самой) Зимбабве. Какое-то мудрёное у него имя, но жена зовёт его Мишей, Михаилом, если полностью. Они с Нинкой как поженились, в свадебное путешествие в это самое Зимбабве и умчались. К его родителям. Погостить. Целых два месяца там были. Приехали обратно весёлые, довольные. Нинок рассказывала о тамошних жителях, которые приняли её хорошо. Еще о том, как видела на воле настоящего живого бегемота. Но больше всех ей понравились баобабы. О них Нинок могла рассказывать долго и с придыханием. Однажды кто-то, увидев её издалека, сказал: "Глядите, вон там наша Баобабочка движется!" Те, кто рядом стояли, прыснули и устремились к Нинкиному магазину. А прозвище с тех пор прижилось. Нинка на него ничуть не обижается.
Миша освоился быстро, устроился на работу в котельную, сутки-трое, стал зарабатывать хоть и не большие, но деньги. Мог иногда и пивка тяпнуть с поселковыми мужиками. В общем, всё путём было.
Однажды с Нинкой случилось несчастье. При попытке достать с верхней полки витрины последнюю упаковку цейлонского чая она упала со стремянки, ушиблась головой и сломала ногу.
Все покупатели дружно начали спасать свою Баобабочку. Вызвали скорую, позвонили Михаилу. Тот примчался, приник своими толстыми черными губами к Нинкиным, накрашенным алой помадой.
— Дыхание рот-в-рот, — пронесся шепоток по торговому залу. Мужики стойко завидовали африканцу, ибо каждый хотел быть на его месте.
Ногу Нинке загипсовали на три месяца. С головой похуже получилось. Баобабочку начали мучить видения. Все люди в её воображении стали баобабами. Толстыми крепкими высоким деревьями с небольшими, но густыми ярко-зелёными кронами на самых верхушках. Кто бы ни приходил её проведать, все оказывались огромными говорящими баобабами. Даже Михаил...
А тем временем, в посёлке начали происходить странные вещи. Люди стали очень раздражительными, споря, кому сегодня идти в дальний магазин. Мужья вымещали зло на женах и наоборот. Дети капризничали и не хотели ходить в школу без привычных мягких сдобных булочек, которые продавались только в Нинкиной лавке. Влюблённые разбегались, не успев сказать друг другу о своих высоких чувствах. В благополучных ранее семьях доходило до разводов и суицидов. Мир валился к чертям, и только баобабы невозмутимо росли ввысь и вширь.
Прошло три нелёгких апокалиптических месяца. Окружающее Нинку пространство стало злым и жестоким. Надо было что-то предпринимать.
Нинок лежала на диване, шевеля сломанной ногой и читая Рэя Брэдбери.
— Вот. Эффект бабочки. Это про меня. Только с небольшой поправкой на "бао", — сказала она. Завтра ей предстояло снимать гипс, спасать мир и избавляться от баобабов в голове.
И человек пустился в тишину.
Однажды днем стол и кровать отчалили.
Он ухватился взглядом за жену,
Но вся жена разбрызгалась. В отчаяньи
Он выбросил последние слова,
Сухой балласт – «картофель…книги… летом…»
Они всплеснули, тонкий день сломав.
И человек кончается на этом.
Остались окна (женщина не в счет);
Остались двери; на Кавказе камни;
В России воздух; в Африке еще
Трава; в России веет лозняками.
Осталась четверть августа: она,
Как четверть месяца, - почти луна
По форме воздуха, по звуку ласки,
По контурам сиянья, по-кавказски.
И человек шутя переносил
Посмертные болезни кожи, имени
Жены. В земле, веселый, полный сил,
Залег и мяк – хоть на суглинок выменяй!
Однажды имя вышло по делам
Из уст жены; сад был разбавлен светом
И небом; веял; выли пуделя –
И все. И смерть кончается на этом.
Остались флейты (женщина не в счет);
Остались дудки, опусы Корана,
И ветер пел, что ночи подождет,
Что только ночь тяжелая желанна!
Осталась четверть августа: она,
Как четверть тона, - данная струна
По мягкости дыханья, поневоле,
По запаху прохладной канифоли.
1924
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
