Свекровь отдёрнула тюль на дверях, от мух повесили, скинула с ног сланцы, одним стукнула по косяку – муха упала и сдохла. Или наоборот, сдохла и упала.
- Степка опять Вальку на улице дубасит!
Я выглянула из окошка, вижу, к ограде прижатая Валька, а над ней Степка руками машет. Ну, как над ней – около неё, а может, из-под неё: Стёпка на полторы головы ниже Вальки.
Я выбежала на улицу, кричу: «Ты что делаешь, она же беременная!» Подбежала к ним, Степка не оглядываясь, отмахнулся от меня, да так, что я на землю брякнулась и кровь из носа побежала…
Тут из переулка вывернули мой муж с тятей. Мы так ласково свекра называем. Оба раскрасневшиеся, Лёшка с веником под мышкой. Из бани центральной идут, свою-то только строить во дворе начали.
А дальше, как у юмориста « иду из бани, морда красная»: муж подбежал, кинул на землю веник и давай бить Стёпку, тот бросил бить Вальку и давай бить Лёшку. С каждым мгновением дело набирало опасный оборот, вот они уже за колья схватились, махаются друг на друга, лица озверевшие, а тятя бегает вокруг и кричит: «Ленька, Лёнька, брось штакетник! Степан, Степан мы же с тобой вместе в ПМК работали!»
Прекратила драку свекровь, Она вышла на улицу и как заорёт:
- Вы, охломоны, перестанете или нет?! Щас всех троих бензином оболью и подожгу!
И пошла на них с канистрой, как с гранатой на фашистский танк. Канистра-то пустая, я знаю, я её отпнула с дорожки, когда побежала заступаться за Вальку.
Тут Валька заорала: «Люди добрые, она их щас подпалит. Помогите!» Я к ограде прижалась, голову задрала, носовое кровотечение пытаюсь остановить. Я же знаю, что канистра пустая.
Часа через полтора Лёшка с тятей опять пошли в баню, и Стёпка с ними. Грязные как черти. Вечером у нас мировую пили. Посмеивались. Валька и свекровь песни пели, обнявшись. Стёпка совестливо смотрел на мой нос, увеличенный в размерах. Тятя с Лёшкой затеяли борьбу на руках, кто кого пересилит. Канистра валялась на полу в кухне, я сейчас только увидела, что она ещё и дырявая…
Мой Tелемак,
Tроянская война
окончена. Кто победил - не помню.
Должно быть, греки: столько мертвецов
вне дома бросить могут только греки...
И все-таки ведущая домой
дорога оказалась слишком длинной,
как будто Посейдон, пока мы там
теряли время, растянул пространство.
Мне неизвестно, где я нахожусь,
что предо мной. Какой-то грязный остров,
кусты, постройки, хрюканье свиней,
заросший сад, какая-то царица,
трава да камни... Милый Телемак,
все острова похожи друг на друга,
когда так долго странствуешь; и мозг
уже сбивается, считая волны,
глаз, засоренный горизонтом, плачет,
и водяное мясо застит слух.
Не помню я, чем кончилась война,
и сколько лет тебе сейчас, не помню.
Расти большой, мой Телемак, расти.
Лишь боги знают, свидимся ли снова.
Ты и сейчас уже не тот младенец,
перед которым я сдержал быков.
Когда б не Паламед, мы жили вместе.
Но может быть и прав он: без меня
ты от страстей Эдиповых избавлен,
и сны твои, мой Телемак, безгрешны.
1972
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
