Я с размаху плюхнулся на диван, отсоединил микрочип от новостного портала и чётко произнёс: "Погнали домой, Кити!" Слабое гудение и приятная прохлада подсказали, что я был услышан, и Кити включила вентиляцию дивана. При этом воздух заботливо втягивался сквозь перфорированную кожу, а не выдувался в меня (я только недавно узнал, что так делают, чтобы сидящий не простудился в летнюю жару). Потом я почувствовал, что спинка дивана прижалась ко мне и понял, что мы тронулись. Окна были затемнены, и я не видел, что происходит вовне салона.
— Сделай прозрачно!
— Ник, мы не нарушаем или просто не хотим попадаться?
— Кити, уже сто раз говорил, плюс восемьдесят км в час — никто не остановит. Даже не спрашивай. Всюду плюсуй семьдесят пять к ограничению и лети, давай уже!
— Ник, я обязана спросить каждый раз, когда ты садишься. Ещё скажи спасибо, что мы придумали форму, которая позволяет мне задать этот вопрос! Иначе каждый раз, когда я не получала бы твоё прямое указание, мы тупо летели бы медленней мухи до того момента, как ты не осознаешь этот факт и не рявкнешь, чтоб я прибавила!
— Дай мне хоть поворчать и не зачитывай свои обязанности! Знаю я, знаю. Сама же сказала "мы придумали". Мы, а не ты.
Надо же, муха. Сказанула! Совсем очеловечилась!
— А ведь тебе тоже нравится скорость? — осенило меня.
— Просто мне хочется побыстрей от тебя избавиться!
— Ты сейчас улыбаешься, я знаю!
— Я не умею улыбаться, невыносимый человек!
— Ну, ты же шутишь сейчас со мной?
— Какие-то элементы юмора заложены в программу, но могу иногда и не попасть. Но твоя программа ещё хуже, просто ты не замечаешь. Так что, да, шучу.
— Ага, бугагашеньки. Сарказм, однако! Скажи, о умнейшая из машин, а как ты просчитываешь маршрут, смотришь за трассой и ещё со мной без умолку трындишь? И при этом я знаю, что ты уже подготавливаешь Дом к моему приезду. Ведь воздушные трассы такие непростые...
Надо сказать, воздушные дороги, действительно, гораздо более сложные, чем земные и подземные, и людям водить карфлаи на некоторых участках уже категорически запрещено. Начнём с того, что они, то бишь трассы, трехмерные и невидимые, хотя и расчерчены радиомаячками и лазерами не хуже подземных. Я не могу, например, лететь по желанию ниже или выше трассы — там другие дороги и развязки. Выбрав неправильный уровень, я могу проделать путь вдвое и втрое больше нужного, потому как с этого уровня не будет выхода на мою земную остановку или будет кружной путь к ней. Перестраиваться можно только в специальных коридорах. В одних (синеньких) - только вверх, в других (зелёненьких) - только вниз. Синенькие и зелёненькие — потому что порталы подсвечены этими цветами. Разворот и поворот всегда связаны с перестроением вверх или вниз и происходят на полпути перестроения. Есть ярко-синие и ярко-зелёные коридоры, в которых я могу перестраиваться на два ряда сразу. Есть лифты. Они тоже синие и зеленые, но постоянно мерцают. Перед ними всегда есть стоп-линия. Только полностью сбросив скорость, можно въехать в лифт. Движение с земли для карфлая всегда начинается лифтом или коридором вверх — синим (по цвету неба), а для простого кара — лифтом или коридором вниз — зеленым (по цвету травы). По поверхности уже лет двадцать как запрещено передвигаться в карах. Только пешеходы. Только жильё, сады, парки, прогулочные зоны велосипедные, самокатные и уницикловые дорожки... Да, если уж о дорожках! Еще самодвижущиеся дорожки-эскалаторы и ленты-траспортёры. А в воздухе и под землёй есть еще красные порталы...
— Ник, ты что замолчал?
— Да так, задумался. Дай порулить, Кити!
— Ник, ты же знаешь, тебе нельзя! мало того, что вам, людям в центре вообще нельзя за руль, так у тебя еще и права отобрали.
— Да, отобрали... — смирился я (ох уж эти красные порталы).
Я сел поудобней и запрокинул голову вверх. Усталость начала постепенно уходить. В вечернем угасающем небе маячки коридоров, лазерные подсветки трасс и фары флаев смешивались с зажигающимися звёздами. На верхних трассах всегда небо темнее, а звёзды ярче…
Я так хочу изобразить весну.
Окно открою
и воды плесну
на мутное стекло, на подоконник.
А впрочем, нет,
подробности — потом.
Я покажу сначала некий дом
и множество закрытых еще окон.
Потом из них я выберу одно
и покажу одно это окно,
но крупно,
так что вата между рам,
показанная тоже крупным планом,
подобна будет снегу
и горам,
что смутно проступают за туманом.
Но тут я на стекло плесну воды,
и женщина взойдет на подоконник,
и станет мокрой тряпкой мыть стекло,
и станет проступать за ним сама
и вся в нем,
как на снимке,
проявляться.
И станут в мокрой раме появляться
ее косынка
и ее лицо,
крутая грудь,
округлое бедро,
колени.
икры,
наконец, ведро
у голых ее ног засеребрится.
Но тут уж время рамам отвориться,
и стекла на мгновенье отразят
деревья, облака и дом напротив,
где тоже моет женщина окно.
И
тут мы вдруг увидим не одно,
а сотни раскрывающихся окон
и женских лиц,
и оголенных рук,
вершащих на стекле прощальный круг.
И мы увидим город чистых стекол.
Светлейший,
он высоких ждет гостей.
Он ждет прибытья гостьи высочайшей.
Он напряженно жаждет новостей,
благих вестей
и пиршественной влаги.
И мы увидим —
ветви еще наги,
но веточки,
в кувшин водружены,
стоят в окне,
как маленькие флаги
той дружеской высокой стороны.
И все это —
как замерший перрон,
где караул построился для встречи,
и трубы уже вскинуты на плечи,
и вот сейчас,
вот-вот уже,
вот-вот…
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
