Не знаю с какого перепугу наш главный конструктор удумал вдруг стать охотником. Возможно, какие-то детские мечты покоя ему не давали, а может, что называется, в голову, просто, стукнуло, как это бывает у кое-кого, когда переваливает ему за сорок. Словом, для меня причина эта - темна вода во облацех. Одно могу сказать точно, на открытие охотничьего сезона главный возник среди нас, его подчиненных, в новеньком, с иголочки, охотничьем обмундировании. Ружье у него тоже было знатное, самозарядная тулка двенадцатого калибра, - снаряди ее патронами и только жми себе, знай, на курок, стреляй подряд пять раз.
В тот день лет утки был так себе, видимо не весь молодняк еще успел стать на крыло. Тем не менее по две три птицы каждый из нас сумел добыть. Так что у всех какие-никакие трофеи имелись. У всех, кроме нашего начальника.
Выглядел он от этого обстоятельства, надо сказать, донельзя обескураженным, пока не начались, как это часто бывает, всякие разговоры о том, что дичи на сегодня в местной природе здорово поубавилось. Тут он с жаром подхватил эту тему и на полном серьезе принялся сетовать, что только малое количество утки в охотничьих угодьях не позволили ему нынче явить нам преимущества его самозарядного ружья перед нашими заурядными двустволками.
Само собой тут же нашлись зловредные любопытные, которые поспешили незаметно заглянуть в его патронташ, и они обнаружили, что там не осталось ни единого патрона. Сразу куда как ясно стало, что по крайней мере, двадцать четыре раза главный выстрелил в божий свет как в копеечку. Узнав эту новость, мы, конечно, переглянулись иронически между собой, что, мол, взять с чайника, но, слушая сетования начальника на плохой лет только поддакивали ему, так точно, де, лет был ни к черту.
Само собой, вскоре неподалеку от наших машин прямо на траве мы накрыли без особых затей стол, чтобы перекусить, ну, и конечно, выпить, что называется, по чуть-чуть водки. Как же без этого?! Конечно, не забыли и про костер. И вот, когда мы потянулись за своими стаканчиками, к нашему табору подошел местный немой мужик.
Он показал рукой на лежавшую неподалеку на траве самозарядную тулку и изобразил на лице неподдельное восхищение, а для пущей убедительности даже поцокал языком и поднял из сжатого кулака вверх большой палец. От удовольствия наш главный конструктор расцвел, прямо, как майская роза, но ненадолго, потому что в следующую секунду указательный палец немого уткнулся в его сторону, и лишенный дара речи абориген скорчил презрительную мину. Мы разом замерли, точно вдруг оказались в театре, когда на сцене начинается самая кульминация спектакля, и не напрасно.
Немой ткнул пальцем в небо и замахал руками, дескать, там летит птица, потом направил тот же палец на главного конструктора и изобразил, будто тот прицеливается из ружья, а вслед за этим энергично стал загибать пальцы на правой руке: один, другой, третий, четвертый, пятый, - засим снова изобразил полет невредимо улетающей птицы, скривился и пренебрежительно махнул рукой в сторону нашего начальника. Трудно сказать, как нам удалось удержаться от дружного хохота, но улыбок, конечно, мы сдержать не смогли, да и кто бы тут удержался от них.
Главный сидел красный аки рак, но недолго. С каменным лицом он вдруг встал из-за нашего импровизированного стола, как-то несуразно поднял за ствол свою злосчастную тулку и, не говоря ни слова, скрылся вместе с ней в своей машине.
Немому старожилу мы, конечно, тут же предложили выпить водки. Он отнекиваться не стал, и в его компании мы достаточно долго смаковали, как он ловко без единого слова передал незадачливую стрельбу нашего начальника.
Правда, особо засиживаться мы тоже не стали – вставать-то надо было рано, чтобы успеть занять свои заветные места перед утренней зорькой.
Проснулись мы еще затемно и первое, что обнаружили - отсутствие машины нашего босса. Задело человека, видимо, сильно, что предстал накануне он в смешном виде перед своими подчиненными. Статус, знаете ли, все-таки…
Без устали вокруг больницы
Бежит кирпичная стена.
Худая скомканная птица
Кружит под небом дотемна.
За изгородью полотняной
Белья, завесившего двор,
Плутает женский гомон странный,
Струится легкий разговор.
Под плеск невнятицы беспечной
В недостопамятные дни
Я ощутил толчок сердечный,
Толчку подземному сродни.
Потом я сделался поэтом,
Проточным голосом - потом,
Сойдясь московским ранним летом
С бесцельным беличьим трудом.
Возьмите все, но мне оставьте
Спокойный ум, притихший дом,
Фонарный контур на асфальте
Да сизый тополь под окном.
В конце концов, не для того ли
Мы знаем творческую власть,
Чтобы хлебнуть добра и боли -
Отгоревать и не проклясть!
1973
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
