Давным-давно в пионерлагере «Сосновый бор» вожатый второго отряда, студент педагогического института, задумал поставить спектакль. Сценарий спектакля он написал сам. Там были: маг в темно синем колпаке с золотыми звездами, добрая фея с кисейными прозрачными крыльями, проказливый бесенок и добрый десяток статистов, у которых вся роль состояла из одного, много двух слов. Ну, и конечно, присутствовали красавица принцесса и благородный принц. Куда же без них?!
Чтобы его подопечные поскорее вжились в роли, вожатый предложил им вести себя так, будто и в жизни они стали героями его пьесы. Это предложение было подхвачено с энтузиазмом, особенно подростком, которому была поручена роль мелкого беса. Так что вожатому пришлось выслушать потом не одну жалобу от завхоза и прочей лагерной обслуги на проказы этого артиста.
Глядя, как его актеры увлеченно осваивают роли, вожатый предвкушал шумный успех своего спектакля. Однако его подстерегало глубокое разочарование. Оказавшись на импровизированной сцене, которую установили под открытым небом неподалеку от столовой, исполнители под взглядами зрителей путали текст, были скованны и, вообще, не похожи сами на себя. Не удивительно, что после представления вожатый зарекся впредь иметь дело с малолетними артистами.
О своем разочаровании он вслух говорить не стал, но по его кислому лицу актеры сами догадались о провале затеянного им предприятия. Однако, в отличие от него, особых переживаний несостоявшиеся лицедеи не испытывали, и на другой уже день почти все они стали прежними легкомысленными мальчишками и девчонками.
Даже самозабвенно предававшийся своей роли шкодливой нечисти подросток превратился в обычного юнца с очевидными хулиганскими наклонностями.
Только принц и принцесса никак не хотели меняться и продолжали вести себя так, будто им снова когда-нибудь предстояло выйти на сцену.
Эти двое настолько увлеклись своими ролями, что до сих пор, несмотря на то, что у них три года назад уже родился первый внук, все никак не выходят из образа. И всякий раз, отмечая годовщину своей свадьбы, они вспоминают добрым словом вожатого, который поставил для них такой прекрасный, хотя и забытый всеми другими, спектакль.
Говори. Что ты хочешь сказать? Не о том ли, как шла
Городскою рекою баржа по закатному следу,
Как две трети июня, до двадцать второго числа,
Встав на цыпочки, лето старательно тянется к свету,
Как дыхание липы сквозит в духоте площадей,
Как со всех четырех сторон света гремело в июле?
А что речи нужна позарез подоплека идей
И нешуточный повод - так это тебя обманули.
II
Слышишь: гнилью арбузной пахнул овощной магазин,
За углом в подворотне грохочет порожняя тара,
Ветерок из предместий донес перекличку дрезин,
И архивной листвою покрылся асфальт тротуара.
Урони кубик Рубика наземь, не стоит труда,
Все расчеты насмарку, поешь на дожде винограда,
Сидя в тихом дворе, и воочью увидишь тогда,
Что приходит на память в горах и расщелинах ада.
III
И иди, куда шел. Но, как в бытность твою по ночам,
И особенно в дождь, будет голою веткой упрямо,
Осязая оконные стекла, программный анчар
Трогать раму, что мыла в согласии с азбукой мама.
И хоть уровень школьных познаний моих невысок,
Вижу как наяву: сверху вниз сквозь отверстие в колбе
С приснопамятным шелестом сыпался мелкий песок.
Немудрящий прибор, но какое раздолье для скорби!
IV
Об пол злостью, как тростью, ударь, шельмовства не тая,
Испитой шарлатан с неизменною шаткой треногой,
Чтоб прозрачная призрачная распустилась струя
И озоном запахло под жэковской кровлей убогой.
Локтевым электричеством мебель ужалит - и вновь
Говори, как под пыткой, вне школы и без манифеста,
Раз тебе, недобитку, внушают такую любовь
Это гиблое время и Богом забытое место.
V
В это время вдовец Айзенштадт, сорока семи лет,
Колобродит по кухне и негде достать пипольфена.
Есть ли смысл веселиться, приятель, я думаю, нет,
Даже если он в траурных черных трусах до колена.
В этом месте, веселье которого есть питие,
За порожнею тарой видавшие виды ребята
За Серегу Есенина или Андрюху Шенье
По традиции пропили очередную зарплату.
VI
После смерти я выйду за город, который люблю,
И, подняв к небу морду, рога запрокинув на плечи,
Одержимый печалью, в осенний простор протрублю
То, на что не хватило мне слов человеческой речи.
Как баржа уплывала за поздним закатным лучом,
Как скворчало железное время на левом запястье,
Как заветную дверь отпирали английским ключом...
Говори. Ничего не поделаешь с этой напастью.
1987
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
