|

Любовь — это теорема, которую нужно каждый день доказывать (Григорий Горин)
Проза
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
Кем быть? | На последнем курсе количество записных шалопаев на потоке как-то прямо на глазах начало стремительно сходить на нет. В конце концов, из их числа остались только Веня Либерман и я. Не удивительно, что мы двое в итоге скорешивались и, пока остальные однокурсники с головой ушли в проблему своего будущего трудоустройства, продолжали вести себя так, словно нам светило еще несколько лет безалаберной студенческой жизни.
В разного рода сомнительных городских приключениях Либерман знал толк, как никто другой. Кроме того, в нем была налицо артистическая жилка, так что скучать с ним никогда не приходилось. Правда, он то и дело оказывался активным участником разномастных рискованных переделок, зачинщиком которых, к слову сказать, обыкновенно сам и являлся. Тем не менее, он каким-то непостижимым для меня образом умудрялся выходить из них сухим из воды.
Веня был один из немногих на курсе, кто жил с родителями. У него даже была своя комната в просторной трехкомнатной квартире его стариков. Я бывал у него дома и, созерцая тамошний достаток, однажды поинтересовался у Веньки о предмете занятий его отца. На что приятель как-то расплывчато ответил в том смысле, что его родитель человек, де, свободной профессии, и тут же поспешил спрыгнуть с этой, явно не понравившейся ему, темы. Вдругорядь я уже не заводил подобные разговоры.
Впрочем, больше всего у меня вызывало удивление, как Венька радикальным образом менялся в присутствии отца с матерью. Глядя на него в эти минуты, мне на ум всякий раз приходила одна и та же услышанная где-то фраза: воспитанный мальчик из хорошей еврейской семьи.
Когда нас, наконец, «осчастливили», дипломами, я, в ожидании лучших времен (спроси меня тогда кто-то: «Каких?» - я бы не знал, что ответить), не придумал ничего лучшего, как по чистой воды случайности устроиться мастером в один из цехов механического завода.
Не помню уже по какой причине, в один из тех дней, пока в отделе кадров на первом моем месте работы оформляли мои документы, я зашел к Веньке домой. Приятель был где-то в бегах. Его отец настойчиво зазвал меня в квартиру, усадил за стол и, радушно напоив чаем с домашним печеньем, завел в светской манере беседу.
- Венечка сказал, будто вы собираетесь зарабатывать себе на жизнь мастером на заводе? –для начала вежливо поинтересовался он.
Я кивнул:
- Да.
- Вот как, - несказанно удивился Венькин родитель и от полноты чувств даже всплеснул руками. – Разве так можно? Зачем вам такой круг общенья? Вокруг вас будет рабочий класс с его низменными инстинктами. Вы интеллигентный человек – найдите себе какое-нибудь более возвышенное занятие.
При этом он смотрел на меня с изумлением ребенка, узнавшего вдруг, что детей не находят в капусте, а появляются они на свет от того, что папа с мамой занимались… Ну, сами, конечно, знаете чем.
- Куда-то надо было прибиться, - сказал я, не особо заморачиваясь над ответом.
Отец приятеля покачал головой и, вздохнув, проговорил сокрушенно:
- Я смотрю на Веню, потом на вас, и что я вижу? Грустную историю…
Тут мне в голову стукнуло, что самое время сейчас узнать, кем работает Венькин отец, и я перебил его:
- Вы сами кто?
- Я? – переспросил родитель приятеля и, слегка приосанившись, сказал. – Фотограф. Некоторым образом, знаете ли, профессия имеет отношение к искусству. Можете убедиться сами, если захотите иметь свое художественное изображение. Всегда к вашим услугам. Я работаю в фотоателье что на углу Кременецкой и Антоновича.
Об этом разговоре я не преминул при случае сообщить приятелю, ожидая, что мы вместе посмеемся над простодушными, во всяком случае, они такими тогда представлялись мне, рассуждениями его отца, но как же я ошибался.
- Не стоит между друзьями зубоскалить над их родителями, - с веской ленцой проговорил в ответ Веня и недобро прищурился, - а то ведь друзья как-то так, между прочим, могут и обидеться.
От кого-кого, но от Либермана я никак не ожидал такой отповеди. Зато, правда, потом уже никогда не забывал, что, в отличии от меня, Веня, каким бы он не казался кому раздолбаем, все-таки в основе своей был мальчиком из хорошей еврейской семьи, а это, как я понял, кое-что да значит. | |
Автор: | Glimpse | Опубликовано: | 19.09.2018 18:22 | Просмотров: | 2123 | Рейтинг: | 0 | Комментариев: | 0 | Добавили в Избранное: | 0 |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
Томасу Венцлова
1. Вступление
Вот скромная приморская страна.
Свой снег, аэропорт и телефоны,
свои евреи. Бурый особняк
диктатора. И статуя певца,
отечество сравнившего с подругой,
в чем проявился пусть не тонкий вкус,
но знанье географии: южане
здесь по субботам ездят к северянам
и, возвращаясь под хмельком пешком,
порой на Запад забредают - тема
для скетча. Расстоянья таковы,
что здесь могли бы жить гермафродиты.
Весенний полдень. Лужи, облака,
бесчисленные ангелы на кровлях
бесчисленных костелов; человек
становится здесь жертвой толчеи
или деталью местного барокко.
2. Леиклос
Родиться бы сто лет назад
и сохнущей поверх перины
глазеть в окно и видеть сад,
кресты двуглавой Катарины;
стыдиться матери, икать
от наведенного лорнета,
тележку с рухлядью толкать
по желтым переулкам гетто;
вздыхать, накрывшись с головой,
о польских барышнях, к примеру;
дождаться Первой мировой
и пасть в Галиции - за Веру,
Царя, Отечество, - а нет,
так пейсы переделать в бачки
и перебраться в Новый Свет,
блюя в Атлантику от качки.
3. Кафе "Неринга"
Время уходит в Вильнюсе в дверь кафе,
провожаемо дребезгом блюдец, ножей и вилок,
и пространство, прищурившись, подшофе,
долго смотрит ему в затылок.
Потерявший изнанку пунцовый круг
замирает поверх черепичных кровель,
и кадык заостряется, точно вдруг
от лица остается всего лишь профиль.
И веления щучьего слыша речь,
подавальщица в кофточке из батиста
перебирает ногами, снятыми с плеч
местного футболиста.
4. Герб
Драконоборческий Егорий,
копье в горниле аллегорий
утратив, сохранил досель
коня и меч, и повсеместно
в Литве преследует он честно
другим не видимую цель.
Кого он, стиснув меч в ладони,
решил настичь? Предмет погони
скрыт за пределами герба.
Кого? Язычника? Гяура?
Не весь ли мир? Тогда не дура
была у Витовта губа.
5. Amicum-philosophum de melancholia, mania et plica polonica
Бессонница. Часть женщины. Стекло
полно рептилий, рвущихся наружу.
Безумье дня по мозжечку стекло
в затылок, где образовало лужу.
Чуть шевельнись - и ощутит нутро,
как некто в ледяную эту жижу
обмакивает острое перо
и медленно выводит "ненавижу"
по росписи, где каждая крива
извилина. Часть женщины в помаде
в слух запускает длинные слова,
как пятерню в завшивленные пряди.
И ты в потемках одинок и наг
на простыне, как Зодиака знак.
6. Palangen
Только море способно взглянуть в лицо
небу; и путник, сидящий в дюнах,
опускает глаза и сосет винцо,
как изгнанник-царь без орудий струнных.
Дом разграблен. Стада у него - свели.
Сына прячет пастух в глубине пещеры.
И теперь перед ним - только край земли,
и ступать по водам не хватит веры.
7. Dominikanaj
Сверни с проезжей части в полу-
слепой проулок и, войдя
в костел, пустой об эту пору,
сядь на скамью и, погодя,
в ушную раковину Бога,
закрытую для шума дня,
шепни всего четыре слога:
- Прости меня.
1971
|
|