- Видал, какой Хамер стоит?
- Ну.
- Баранки гну. Навороченное авто.
- Этими наворотами только голубей пугать – до одного места они. Вот ауди – это машина.
- С какого перепугу-то?
- Там салон – зашибись. А твой Хамер жрет бензину без меры, литров двадцать на сотню км.
- Восемнадцать.
- Вот я и говорю, на бензин всю жизнь работать будешь.
- Зато мобильность какая и багажник ого-го. Самый внедорожный внедорожник: восемь цилиндров движок и объем пять с гаком литров – это тебе не баран начхал.
- У той вон Ауди, к примеру, движок тоже не хилый – трехлитровый, бензиновый. Моща триста сорок лошадок, коробка передач семь ступеней и роботизированная - все что надо для счастья.
- Проходимость у Хамера, знаешь какая?
- Я комфорт уважаю, чтобы если кожа на сидении, так натуральная, а не...
- Что ты лепишь тут? Твоя ауди выедет за город и застрянет в первой же луже.
- А чего мне в деревне-то делать? Мне и в городе хорошо.
- Ни хрена ты не сечешь в колбасных обрезках, проходняк несчастный.
- Ты козырный, что ли?
- Да уж не такое, как ты, чмо.
- Да пошел ты…
- Сам пошел.
На этом спор исчерпал себя, и, обменявшись парочкой оплеух, два бомжа, копавшиеся в мусорных контейнерах, что стояли неподалеку от автомобильной стоянки, опять разбрелись в разные стороны.
За Москва-рекой в полуподвале
Жил высокого роста блондин.
Мы б его помянули едва ли,
Кабы только не случай один.
Он вставал удивительно поздно.
Кое-как расставался со сном.
Батарея хрипела гриппозно.
Белый день грохотал за окном.
Выпив чашку холодного чаю,
Съев арахиса полную горсть,
Он повязывал шарф, напевая,
Брал с крюка стариковскую трость.
Был он молод. С лохматой собакой
Выходил в переулки Москвы.
Каждый вправе героя гулякой
Окрестить. Так и было, увы.
Раз, когда он осеннею ночью
Интересную книгу читал,
Некто белый, незримый воочью,
Знак смятенья над ним начертал.
С той поры временами гуляка
Различал под бесплотным перстом
По веленью незримого знака
Два-три звука в порядке простом.
Две-три ноты, но сколько свободы!
Как кружилась его голова!
А погода сменяла погоду,
Снег ложился, вставала трава.
Белый день грохотал неустанно,
Заставая его в неглиже.
Наш герой различал фортепьяно
На высоком одном этаже.
И бедняга в догадках терялся:
Кто проклятье его разгадал?
А мотив между тем повторялся,
Кто-то сверху ночами играл.
Он дознался. Под кровлей покатой
Жили врозь от людей вдалеке
Злой старик с шевелюрой косматой,
Рядом - девушка в сером платке.
Он внушил себе (разве представишь?
И откуда надежды взялись?),
Что напевы медлительных клавиш
Под руками ее родились.
В день веселой женитьбы героя
От души веселился народ.
Ели первое, ели второе,
А на третье сварили компот.
Славный праздник слегка омрачался,
Хотя "Горько" летело окрест, -
Злой старик в одночасье скончался,
И гудел похоронный оркестр.
Геликоны, литавры, тромбоны.
Спал герой, захмелев за столом.
Вновь литавры, опять геликоны -
Две-три ноты в порядке простом.
Вот он спит. По январскому полю
На громадном летит скакуне.
Видит маленький город, дотоле
Он такого не видел во сне.
Видит ратушу, круг циферблата,
Трех овчарок в глубоком снегу.
И к нему подбегают ребята
Взапуски, хохоча на бегу.
Сзади псы, утопая в кюветах,
Притащили дары для него:
Три письма в разноцветных конвертах -
Вот вам слезы с лица моего!
А под небом заснеженных кровель,
Привнося глубину в эту высь,
С циферблатом на ратуше вровень
Две-три птицы цепочкой.
Проснись!
Он проснулся. Открытая книга.
Ночь осенняя. Сырость с небес.
В полутемной каморке - ни сдвига.
Слышно только от мига до мига:
Ре-ре-соль-ре-соль-ре-до-диез.
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
