Бывает, случится с тобой какая-нибудь передряга, и тут же забудется, а через много лет возьмет и всплывет в памяти. Иногда вроде как без всякого повода. Во всяком случае, я никакой закономерности в этом процессе не наблюдаю. С другой стороны, не с бухты-барахты же память вновь представляет тебе на суд то или иное в прошлом стечение обстоятельств. Значит, какие-никакие для этого есть резоны. Вот и с этой историей получилось так же.
Сколько тогда мне было лет? Примерно одиннадцать или что-нибудь около этого. Точней не скажу – уж очень давно это было.
Жил я тогда с родителями в городе, к которому вплотную подступало большущее озеро. Если быть совсем уж точным, городские строения охватывали его полумесяцем, подступая вплотную к береговой черте. Казавшиеся мне в те годы бескрайними водные просторы таили в своих глубинах немало рыбы, и конечно же, находились люди, которые были не прочь добыть ее. Не иначе как для собственного воодушевления среди них ходила то ли легенда, то ли приукрашенная быль о рыбаке, которому сподобилось поймать огромную щуку, что якобы когда он возвращался домой, голова ее свешивалась у него с плеча, в то время как рыбий хвост волочился по асфальту. Зрелище было настолько впечатляющим, что следом за удачливым рыболовом увязалась толпа зевак в количестве мало уступающим нередким в те годы праздничным демонстрациям. Впрочем, я отвлекся.
Как-то прослышав, что на озере отменно начала ловиться красноперка, я, с превеликим трудом накопав на одном из городских пустырей горсточку червей, отправился на рыбалку.
Нельзя сказать, что в этот день от поклевок отбою не было. Тем не менее, прежде чем закончились мои черви, я умудрился наловить около десятка красноперок величиной с ладонь взрослого человека.
Больше на озере делать было нечего, и с удочкой на одном плече и куканом с рыбой в другой руке я с гордым видом зашагал вверх по улице, спускавшейся к озеру. Возле потрепанной временем пятиэтажки на лавке сидело несколько старух. Впрочем, теперь я не очень-то уверен, что они были такие уж старые. В тогдашнем моем юном возрасте все, кому перевалило за сорок, казались мне глубокими стариками.
Увидев мой улов, одна из этих женщин восхищенно сказала:
- Ух, сколько рыбы наловил. Вот бы мне из нее племяннику ухи наварить. Бедолага все ее мечтает поесть.
- Самому пригодиться, - гордо ответствовал я и поспешил отойти прочь от бесцеремонно посягнувшей на мой улов особы.
Чувства мои примерно такие были: я, значит, червей накопай, рыбы налови, а теперь отдай ее за здорово живешь. Совсем уж рехнулась тетка.
Да и как я мог лишиться пойманной красноперки, когда уже представлял, как удивлю родителей своей добычей. Тем более, что таким богатым уловом я до того дня похвастать ни разу не мог.
Ожидания не обманули меня. Оба родителя были восхищены моим неожиданным уловом и после недолгого обсуждения решили зажарить рыбу. Не удивительно, что, чувствуя себя кормильцем семьи, я невольно заважничал. И тут черт дернул меня рассказать, что какая-то нахальная бабка захотела, чтобы я отдал рыбу для ее племянника.
Не часто мне доводилось видеть у матери такую резкую смену настроения. Вмиг куда делось ее благодушие. Она вдруг прищурилась на меня и прямо-таки ледяным голосом спросила:
- А ты что?
- Сказал, пусть сама попробуют наловить, - соврал я, считая, что таким ответом придаю себе вес - настолько вот был убежден, что просьба незнакомой старухи ничего кроме смеха вызвать не может.
К моему великому недоумению, оказалось, что мать думала совершенно иначе.
- Хоть бы спросил, что с ее племянником. Может, он болен и одна радость у него поесть свежей рыбки. Нельзя же быть таким бессердечным.
- Ты не прав на этот раз, - поддержал ее отец.
Словом, все кончилось тем, что мне пришлось взять красноперку и, сердито думая про себя: «Из-за нескольких рыбок такой тарарам», отправиться узнавать, насколько важно для племянника незнакомой тетки поесть ухи.
Всю дорогу до пятиэтажки, рядом с которой я так некстати попался на глаза женщине, чей племянник то ли был калека, то ли опасно болен, раз не мог сам наловить себе рыбы, мне пришлось теряться в догадках, с чего начать разговор с такой далеко уже немолодой особой. Как же я обрадовался, когда увидел еще издали, что скамейка теперь безлюдна. У меня с души будто камень свалился, и с легким сердцем я поспешил домой.
Собственно говоря, вот и вся история. Почему она ни с того ни с сего вдруг всплыла в памяти? Да кто ж ее знает.
Одинокая птица над полем кружит.
Догоревшее солнце уходит с небес.
Если шкура сера и клыки что ножи,
Не чести меня волком, стремящимся в лес.
Лопоухий щенок любит вкус молока,
А не крови, бегущей из порванных жил.
Если вздыблена шерсть, если страшен оскал,
Расспроси-ка сначала меня, как я жил.
Я в кромешной ночи, как в трясине, тонул,
Забывая, каков над землей небосвод.
Там я собственной крови с избытком хлебнул -
До чужой лишь потом докатился черед.
Я сидел на цепи и в капкан попадал,
Но к ярму привыкать не хотел и не мог.
И ошейника нет, чтобы я не сломал,
И цепи, чтобы мой задержала рывок.
Не бывает на свете тропы без конца
И следов, что навеки ушли в темноту.
И еще не бывает, чтобы я стервеца
Не настиг на тропе и не взял на лету.
Я бояться отвык голубого клинка
И стрелы с тетивы за четыре шага.
Я боюсь одного - умереть до прыжка,
Не услышав, как лопнет хребет у врага.
Вот бы где-нитьбудь в доме светил огонек,
Вот бы кто-нибудь ждал меня там, вдалеке...
Я бы спрятал клыки и улегся у ног.
Я б тихонько притронулся к детской щеке.
Я бы верно служил, и хранил, и берег -
Просто так, за любовь! - улыбнувшихся мне...
...Но не ждут, и по-прежнему путь одинок,
И охота завыть, вскинув морду к луне.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.