Привет, Макс, хороший рассказ. Даже не знаю как тут правильно сказать: превзошел ученик учительницу или обошел)
Одно несоответствие бросилось в глаза: рассказчик хвалится хорошей памятью и тут же, через несколько строк, не может вспомнить откуда взял номер телефона.
Привет, Кот! И спасибо ) Ну, память бывает разная. Один лучше запоминает текст, другой – числа, третий – лица, четвёртый – события. Нет такого человека, который одинаково хорошо помнил бы всё. Кроме того, описывантся случай почти тридцатилетней давности. Но не суть. Рад, что тебе понравился рассказ )
Мне еще знаешь что вспомнилось по поводу памяти шпиона?
"Штирлиц часто заходил в этот подвальчик под названием Elefant. Он, наверно, уже сам не помнил, почему так случилось"
Ты как-то писал, что в школе любил читать Юлиана Семенова.
Юлиан Семенов, по-моему, большой мастер литературного диалога. Я говорю не столько о содержании, сколько о форме. Прямая речь у него - точная, афористичная, вкусная, узнаваемая. Так люди не говорят в реальности, да и черт с ним. Я получал (и получаю) эстетическое удовольствие от того, как Штирлиц общается с Шелленбергом или Мюллером. Высокая культура речи! Такого сейчас найдешь совсем нечасто...)
Надо будет как-нибудь перечитать)
Согласен, он недооценён, как стилист. Не только диалоги хороши, у него вообще качественный текст, узнаваемый почерк, интересные мысли, которые нельзя передать средствами кино. Недавно перечитывал самый последний роман о Штирлице, фабула так себе, а текст весьма.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Обступает меня тишина,
предприятие смерти дочернее.
Мысль моя, тишиной внушена,
порывается в небо вечернее.
В небе отзвука ищет она
и находит. И пишет губерния.
Караоке и лондонский паб
мне вечернее небо навеяло,
где за стойкой услужливый краб
виски с пивом мешает, как велено.
Мистер Кокни кричит, что озяб.
В зеркалах отражается дерево.
Миссис Кокни, жеманясь чуть-чуть,
к микрофону выходит на подиум,
подставляя колени и грудь
популярным, как виски, мелодиям,
норовит наготою сверкнуть
в подражании дивам юродивом
и поёт. Как умеет поёт.
Никому не жена, не метафора.
Жара, шороху, жизни даёт,
безнадежно от такта отстав она.
Или это мелодия врёт,
мстит за рано погибшего автора?
Ты развей моё горе, развей,
успокой Аполлона Есенина.
Так далёко не ходит сабвей,
это к северу, если от севера,
это можно представить живей,
спиртом спирт запивая рассеяно.
Это западных веяний чад,
год отмены катушек кассетами,
это пение наших девчат,
пэтэушниц Заставы и Сетуни.
Так майлав и гудбай горячат,
что гасить и не думают свет они.
Это всё караоке одне.
Очи карие. Вечером карие.
Утром серые с чёрным на дне.
Это сердце моё пролетарии
микрофоном зажмут в тишине,
беспардонны в любом полушарии.
Залечи мою боль, залечи.
Ровно в полночь и той же отравою.
Это белой горячки грачи
прилетели за русскою славою,
многим в левую вложат ключи,
а Модесту Саврасову — в правую.
Отступает ни с чем тишина.
Паб закрылся. Кемарит губерния.
И становится в небе слышна
песня чистая и колыбельная.
Нам сулит воскресенье она,
и теперь уже без погребения.
1995
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.