Ныряльщики знают, что на глубине около сорока метров лежит рубеж, за которым тело начинает падать вниз, как снежинка. Мягко и медленно, постепенно проваливаясь дальше и дальше. Только бы остановиться вовремя. У каждого из нас свой горизонт невозвращения. Мы вплотную подходим к нему, касаемся его рукой и отступаем, зная, что за ним лежит пространство, откуда нет обратного пути. Подняться наверх уже не успеть! Но этот горизонт не застывшая черта. Он может погружаться и всплывать, отражая степень готовности Моря принять нас.
Я давно мечтал пройти сорок метров на задержке дыхания и ненадолго стать снежинкой. В прошлом году подошел к рубежу вплотную, но не посмел перешагнуть через него. Но этим летом я был внутренне готов дотянуться до ощущения свободного падения в густую синеву Красного моря.
На второй день погружений катер дайвинг-центра покачивался на волнах рядом с коралловым рифом, где стена уходила на 120 метров вниз. Аквалангисты готовили свое громоздкое снаряжение, а мы с приятелем, надев легкие гидрокостюмы, прыгнули в воду. Мы договорились, что первым пойду я, а он останется у самой поверхности страховать меня на случай блэк аута. Это очень коварная штука! Ныряльщик уже почти наверху, он переполнен восторгом, но свет моментально гаснет и, если помочь некому, финал может быть трагичным. При возвращении последние метры самые опасные! Эйфория победы и внезапная потеря сознания. Плюс и минус. И твердая точка.
Первые двадцать метров прошли быстро и незаметно. Потемнело, конечно, и вода стала ощутимо холодней. Мысли привычно остановились, а сознание расширилось, сливаясь с окружающим меня ультрамарином. Забыть о дыхании, не думать о том, что хочется дышать, нет жажды вдоха… Обычная формула. Все как всегда.
У меня три минуты безопасности. Дальше – от лукавого. Как получится! Иногда могу уходить за четыре, а бывает, что сразу после трех невозможно терпеть дальше.
Но сейчас все будет проще. Я должен уложиться в две минуты сорок пять секунд. Скоро тридцать метров. Руки свободно вытянуты вдоль тела. Работают только бедра. Плавно и ритмично. В голове пусто, мыслей нет. Все хорошо пока.
Я интуитивно почувствовал, что черта уже рядом. Синева почернела. Я перестал двигаться и, казалось, повис, но вдруг с восторгом понял, что падаю! Сорок три метра. Дойти до пятидесяти? Нет! Не сегодня. Я перевернулся и, слегка работая ластами, поднялся метров на пять. Здесь нулевая плавучесть. Минута и двадцать секунд. Можно повисеть секунд пятнадцать. Спешить некуда. На глубине страха не бывает. Кажется, что я часть Моря и со мной ничего не может случиться. Минута и сорок секунд. Пора наверх!
Возвращение было просто восторженным! У меня же получилось! И десять дней впереди. Сколько успею! Завтра уйду на пятьдесят. Через четыре дня на шестьдесят. А там… Жутко и радостно стало, ведь все семьдесят уже рядом. Я был счастлив. Дышать совершенно не хотелось, казалось, что погружение только началось. Я не спешил, поднимался медленно и неохотно. Море удерживало меня в себе, ласково обнимало, и я понял, что принят им навсегда!
Я вышел в полном сознании, даже без намека на блэк аут. Саша был рядом. Он рванул ко мне, но я жестом успокоил его. Мы вылезли на катер.
- Тебя не было три двадцать, Арсений! Хочешь, чтобы я улетел один?
Он посмотрел на мой глубиномер, покачал головой и тихо спросил:
- Зачем? После такого объяснения в любви оно может не отпустить тебя. Разве только, пожалеет и оттолкнет в последнюю минуту. Мне очень тревожно.
- Саша, первый раз я по-настоящему слился с ним. Оно дразнило прежде, теперь пустило в себя. Я понял, что Море разрешает мне…почти все!
- Не знаю, Арсений. Не сердись, но тебе бы лучше руку сломать, что ли… Живым тебя привезу, - пошутил Саша.
Мы долго ныряли метров на двадцать, резвились, пугая из глубины неповоротливых аквалангистов. Ничего экстремального больше не было. Я с огромным нетерпением ждал утра. Как долго я буду падать завтра! Скорей бы. Остались только вечер и ночь…
Я лег спать рано, чтобы обмануть время. И быстро заснул. Казалось, что все складывается на удивление гладко. Но вдруг…
Я проснулся от жуткой боли в ушах. Кололо, резало, жгло! Мучения продолжались до рассвета, потом стало легче, но чего-то не хватало. Прошел в душевую и открыл кран. И ничего не услышал. Я был абсолютно глух!
Оставшиеся десять дней прошли в бассейне и в шезлонге. Стоило мне опустить голову в воду, сразу же острая боль заставляла отшатнуться. Ни о каком фридайвинге больше не было и речи. А первые звуки я различил только в Пулково, когда самолет включил реверс для торможения после посадки.
«Не отпустит тебя. Но, может, пожалеет и оттолкнет…»
Картина мира, милая уму: писатель сочиняет про Муму; шоферы колесят по всей земле со Сталиным на лобовом стекле; любимец телевиденья чабан кастрирует козла во весь экран; агукая, играючи, шутя, мать пестует щекастое дитя. Сдается мне, согражданам не лень усердствовать. В трудах проходит день, а к полночи созреет в аккурат мажорный гимн, как некий виноград.
Бог в помощь всем. Но мой физкультпривет писателю. Писатель (он поэт), несносных наблюдений виртуоз, сквозь окна видит бледный лес берез, вникая в смысл житейских передряг, причуд, коллизий. Вроде бы пустяк по имени хандра, и во врачах нет надобности, но и в мелочах видна утечка жизни. Невзначай он адрес свой забудет или чай на рукопись прольет, то вообще купает галстук бархатный в борще. Смех да и только. Выпал первый снег. На улице какой-то человек, срывая голос, битых два часа отчитывал нашкодившего пса.
Писатель принимается писать. Давно ль он умудрился променять объем на вакуум, проточный звук на паузу? Жизнь валится из рук безделкою, безделицею в щель, внезапно перейдя в разряд вещей еще душемутительных, уже музейных, как-то: баночка драже с истекшим сроком годности, альбом колониальных марок в голубом налете пыли, шелковый шнурок...
В романе Достоевского "Игрок" описан странный случай. Гувернер влюбился не на шутку, но позор безденежья преследует его. Добро бы лишь его, но существо небесное, предмет любви - и та наделала долгов. О, нищета! Спасая положенье, наш герой сперва, как Германн, вчуже за игрой в рулетку наблюдал, но вот и он выигрывает сдуру миллион. Итак, женитьба? - Дудки! Грозный пыл объемлет бедолагу. Он забыл про барышню, ему предрешено в испарине толкаться в казино. Лишения, долги, потом тюрьма. "Ужели я тогда сошел с ума?" - себя и опечаленных друзей резонно вопрошает Алексей Иванович. А на кого пенять?
Давно ль мы умудрились променять простосердечье, женскую любовь на эти пять похабных рифм: свекровь, кровь, бровь, морковь и вновь! И вновь поэт включает за полночь настольный свет, по комнате описывает круг. Тошнехонько и нужен верный друг. Таким была бы проза. Дай-то Бог. На весь поселок брешет кабыздох. Поэт глядит в холодное окно. Гармония, как это ни смешно, вот цель его, точнее, идеал. Что выиграл он, что он проиграл? Но это разве в картах и лото есть выигрыш и проигрыш. Ни то изящные материи, ни се. Скорее розыгрыш. И это все? Еще не все. Ценить свою беду, найти вверху любимую звезду, испарину труда стереть со лба и сообщить кому-то: "Не судьба".
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
