Время и место действия: начало двадцатого века. Санкт Петербург, литературный салон в котором происходят поэтические чтения.
Действующие лица: начинающая поэтка Анна, начинающая поэтка Марина, господин В, господин И, смешливые курсистки, поэтессы без имени , но с амбициями, поэты с именем, но без амбиций, ПРО и
Зинаида Гиппиус в качестве приглашённых звёзд.
Акт первый. Действие первое.
Начинающая поэтка Анна читает, протяжно и подвывая: Когда б вы знали из какого сора растут стихи, не ведая стыда, как жёлтый одуванчик у забора, как лопухи и лебеда...
Господин В: ах, как это мило. Браво Аннушка. Свежо, красиво и всё в тему - и одуванчик, и лопухи, и даже лебеда
Господин И: Да, Аннушка, конечно же браво, но всё не так уж и браво, если быть предельно откровенным. Лопухи - да, согласен.
Одуванчик - ну возможно. Даже забор где-то около, хотя заборы бывают разные. Есть деревянные, а есть и из профнастила. Чушь написали вестимо, но и здесь я, наступив себе и своей песне на горло, попробую натянуть
сову на глобус. Но вот с лебедой даже сова мне не в силах помочь. Потому что не наше это всё. Потому что все люди как люди, а она суперзвезда. Потому что декольте. Совершенно непозволительное декольте.
Господин В: это вы конечно правы, только вы лебеду с Лободой путаете.Но даже если и так, однако же Рамштайн...
Начинающая Аннушка: господа, но ведь стишок о поэзии...
Господин И: отойди , глупышка, не видишь у нас серьёзная заруба с господином В намечается
Смешливые курсистки озорно заливаясь смехом: а у нас пародь
Читают хором: хор ревущих дроздов словно рёв поездов...
Начинающая Аннушка: милые мои, ну при чём здесь дрозда и поезда? При чём здесь Лобода, У меня же поэзь про поэзию
Смешливые курсистки которых уж не остановить: он не дрозд, не певец — всем синкопам дроздец
Начинающая поэтка Марина где-то из угла кричит - затерянным в пыли по магазинам, где их никто не брал и не берёт, моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черёд - но
в бушующей какофонии веселья и критики её никто не слышит.
Как драматургическая прима этого клуба я решительно протестую против появления конкурентов!!! И вообще, Владимир, вы подвергаетесь распространенному заблуждению, что поэт понимает, о чем пишет. Только заботливый сонм критикующих в состоянии обстоятельно, по пунктам разъяснить творцу, чего он натворил на самом деле. Ну вот кто б запомнил островскую. Катерину, если б господин Добролюбов не наградил ее погонялом луч-света-в-темном-царстве? Конечно, и у нас бывают разногласия и разночтения. Но. Чем больше споров, тем круче истина, которая в них родится.
Это да, Валерий) Это определение верно не только в отношении поэтов, но и таких инженеров-недоучек с мотором как я) Более того, я уверен в том что наличие сонма критиков, пересмешников и искателей скрытых смыслов, в творческом плане не менее, а иногда и более значимо, чем роль человека, написавшего исходный текст. Это здорово что на Решетории есть неравнодушные и умеющие не только творить , но и соучавствовать в творчестве товарищей)
Задатки драматурга на лицо, хотя забыли ручных комовояжоров и профурсеток(шутка)...
Можно чуть дожать на психо-соматику...
Никогда бы не подумал о таких в себе задатках, но спасибо большое, Мераб) Буду дожимать)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Меня преследуют две-три случайных фразы,
Весь день твержу: печаль моя жирна...
О Боже, как жирны и синеглазы
Стрекозы смерти, как лазурь черна.
Где первородство? где счастливая повадка?
Где плавкий ястребок на самом дне очей?
Где вежество? где горькая украдка?
Где ясный стан? где прямизна речей,
Запутанных, как честные зигзаги
У конькобежца в пламень голубой, —
Морозный пух в железной крутят тяге,
С голуботвердой чокаясь рекой.
Ему солей трехъярусных растворы,
И мудрецов германских голоса,
И русских первенцев блистательные споры
Представились в полвека, в полчаса.
И вдруг открылась музыка в засаде,
Уже не хищницей лиясь из-под смычков,
Не ради слуха или неги ради,
Лиясь для мышц и бьющихся висков,
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых, не держащих пера,
Для укрупненных губ, для укрепленной ласки
Крупнозернистого покоя и добра.
Дышали шуб меха, плечо к плечу теснилось,
Кипела киноварь здоровья, кровь и пот —
Сон в оболочке сна, внутри которой снилось
На полшага продвинуться вперед.
А посреди толпы стоял гравировальщик,
Готовясь перенесть на истинную медь
То, что обугливший бумагу рисовальщик
Лишь крохоборствуя успел запечатлеть.
Как будто я повис на собственных ресницах,
И созревающий и тянущийся весь, —
Доколе не сорвусь, разыгрываю в лицах
Единственное, что мы знаем днесь...
16 января 1934
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.