Время и место действия: начало двадцатого века. Санкт Петербург, литературный салон в котором происходят поэтические чтения.
Действующие лица: начинающая поэтка Анна, начинающая поэтка Марина, господин В, господин И, смешливые курсистки, поэтессы без имени , но с амбициями, поэты с именем, но без амбиций, ПРО и
Зинаида Гиппиус в качестве приглашённых звёзд.
Акт первый. Действие первое.
Начинающая поэтка Анна читает, протяжно и подвывая: Когда б вы знали из какого сора растут стихи, не ведая стыда, как жёлтый одуванчик у забора, как лопухи и лебеда...
Господин В: ах, как это мило. Браво Аннушка. Свежо, красиво и всё в тему - и одуванчик, и лопухи, и даже лебеда
Господин И: Да, Аннушка, конечно же браво, но всё не так уж и браво, если быть предельно откровенным. Лопухи - да, согласен.
Одуванчик - ну возможно. Даже забор где-то около, хотя заборы бывают разные. Есть деревянные, а есть и из профнастила. Чушь написали вестимо, но и здесь я, наступив себе и своей песне на горло, попробую натянуть
сову на глобус. Но вот с лебедой даже сова мне не в силах помочь. Потому что не наше это всё. Потому что все люди как люди, а она суперзвезда. Потому что декольте. Совершенно непозволительное декольте.
Господин В: это вы конечно правы, только вы лебеду с Лободой путаете.Но даже если и так, однако же Рамштайн...
Начинающая Аннушка: господа, но ведь стишок о поэзии...
Господин И: отойди , глупышка, не видишь у нас серьёзная заруба с господином В намечается
Смешливые курсистки озорно заливаясь смехом: а у нас пародь
Читают хором: хор ревущих дроздов словно рёв поездов...
Начинающая Аннушка: милые мои, ну при чём здесь дрозда и поезда? При чём здесь Лобода, У меня же поэзь про поэзию
Смешливые курсистки которых уж не остановить: он не дрозд, не певец — всем синкопам дроздец
Начинающая поэтка Марина где-то из угла кричит - затерянным в пыли по магазинам, где их никто не брал и не берёт, моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черёд - но
в бушующей какофонии веселья и критики её никто не слышит.
Как драматургическая прима этого клуба я решительно протестую против появления конкурентов!!! И вообще, Владимир, вы подвергаетесь распространенному заблуждению, что поэт понимает, о чем пишет. Только заботливый сонм критикующих в состоянии обстоятельно, по пунктам разъяснить творцу, чего он натворил на самом деле. Ну вот кто б запомнил островскую. Катерину, если б господин Добролюбов не наградил ее погонялом луч-света-в-темном-царстве? Конечно, и у нас бывают разногласия и разночтения. Но. Чем больше споров, тем круче истина, которая в них родится.
Это да, Валерий) Это определение верно не только в отношении поэтов, но и таких инженеров-недоучек с мотором как я) Более того, я уверен в том что наличие сонма критиков, пересмешников и искателей скрытых смыслов, в творческом плане не менее, а иногда и более значимо, чем роль человека, написавшего исходный текст. Это здорово что на Решетории есть неравнодушные и умеющие не только творить , но и соучавствовать в творчестве товарищей)
Задатки драматурга на лицо, хотя забыли ручных комовояжоров и профурсеток(шутка)...
Можно чуть дожать на психо-соматику...
Никогда бы не подумал о таких в себе задатках, но спасибо большое, Мераб) Буду дожимать)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Предчувствиям не верю, и примет
Я не боюсь. Ни клеветы, ни яда
Я не бегу. На свете смерти нет:
Бессмертны все. Бессмертно всё. Не надо
Бояться смерти ни в семнадцать лет,
Ни в семьдесят. Есть только явь и свет,
Ни тьмы, ни смерти нет на этом свете.
Мы все уже на берегу морском,
И я из тех, кто выбирает сети,
Когда идет бессмертье косяком.
II
Живите в доме - и не рухнет дом.
Я вызову любое из столетий,
Войду в него и дом построю в нем.
Вот почему со мною ваши дети
И жены ваши за одним столом,-
А стол один и прадеду и внуку:
Грядущее свершается сейчас,
И если я приподымаю руку,
Все пять лучей останутся у вас.
Я каждый день минувшего, как крепью,
Ключицами своими подпирал,
Измерил время землемерной цепью
И сквозь него прошел, как сквозь Урал.
III
Я век себе по росту подбирал.
Мы шли на юг, держали пыль над степью;
Бурьян чадил; кузнечик баловал,
Подковы трогал усом, и пророчил,
И гибелью грозил мне, как монах.
Судьбу свою к седлу я приторочил;
Я и сейчас в грядущих временах,
Как мальчик, привстаю на стременах.
Мне моего бессмертия довольно,
Чтоб кровь моя из века в век текла.
За верный угол ровного тепла
Я жизнью заплатил бы своевольно,
Когда б ее летучая игла
Меня, как нить, по свету не вела.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.