В прихожей резко хлопнула дверь. Вошла мама. Последнее время Вита почти не виделась с ней. Та бегала по организациям, фондам, больницам, советовалась, искала. Но все равно все сходилось в одной точке – Израиль. И суммы, озвученные клиниками Израиля, не столько вселяли надежды, сколько вызывали боль.
Диагноз Виты звучал предельно понятно, без длинных терминов. Но тем он и был тяжёл. Вита силилась понять логику Бога, зачем Он обрек ее на заведомо неравную схватку? Почему ни один врач не берется ее лечить? И почему все говорят только одно – Израиль! Может, Бог хочет отправить Виту таким сложным путём на родину ее предков? Папа давно живет в Израиле. А мама двадцать три года назад не поехала с ним. И, как потом выяснилось, не поехала она вместе с Витой. И теперь внезапная болезнь все равно ведет ее окольными путями на Святую Землю! Странный замысел.
- Все это выглядит фантасмагорически! – каждый день заявляла Вита маме, глядя на ее суету, напряжение нервов и опасаясь уже больше за ее здоровье, а не за свое.
- Авиталь! Мы просто так не сдадимся, - строго называя ее полным именем, говорила мама.
- Такие деньги! Я лучше умру, чем оставлю тебя бомжихой, - кричала Вита.
Увидев маму в промокших ботинках и в солнечных очках, Вита приготовилась снова напомнить о бессмысленности усилий. Но мама ее опередила:
- Все! Денег не нужно. Я сгоняла опять в Сохнут! К консулу запись была аж на июль! А они - нате завтра! Я им сказала – онкология, так они бегом оформлять. На, заполни анкеты. И завтра поедем на Большую Ордынку к консулу. Господи! Репатриируешься и получишь бесплатное лечение в полном объёме! Слава Богу! Хоть какая-то польза от твоего отца.
Мама не ждала ответа. Она выпалила все это куда-то поверх головы Виты и начала креститься на купола храма Серафима Саровского, которые виднелись в мутном застеколье окна. А Вита вдруг заметила, как мамино лицо постарело. Оно как будто свернулось в крепкий узел.
- Внимательно заполняй синей шариковой ручкой без помарок, а я побегу дальше, мне еще надо в банк. Отец уже летит из Тель-Авива. К консулу пойдёшь с ним! – голос мамы осип от волнения.
Выпив остывшего чая прямо из чашки Виты, которая наливала себе этот чай полчаса назад и совершенно о нем забыла, мама снова хлопнула дверью, оставляя за собой свежий призрак спасительной израильской мечты.
Вита вчитывалась в вопросы анкет. Писать старалась красиво, разборчиво, разрывая соединения букв, чтобы сделать их печатными. И даже снова, как «раньше», начала грызть кончик авторучки.
- Место рождения, место проживания, ваша религиозная принадлежность, иудаизм, не религиозен, атеист, так-так, ничего не понимаю, - глухо произнесла Вита, перечитывая еще раз и еще раз вопрос. Она положила ручку и попыталась осмыслить разницу между атеистами и нерелигиозными людьми. - Ладно, можно оставить незаполненным пока, - ответила сама себе.
Мысли все больше убегали к папе – они не виделись целых десять лет. Лицо папы в памяти немного стерлось, ближе и яснее был его густой громогласный голос в телефонной трубке и особая стать, присущая крупным серьёзным мужчинам. Рядом с папой возникало ощущение защищённости, тепла и спокойствия. Он все знает, он все сделает, он все организует.
В консульстве было много народа. Мама осталась ждать на улице, она была не в силах сдерживать волнение и боялась этим навредить. Вита с папой были приглашены без очереди в просторный кабинет с высокими потолками и массивным письменным столом посередине. Консул оказался приветливым пожилым господином в дорогом костюме, со старомодными запонками в рукавах рубашки и с пушистыми чёрными бровями, перекинутыми через все лицо, словно шлагбаумы. Периодически «шлагбаумы» поднимались и опускались, выражая участие. Виту и ее отца консул принял как родных, усадил, угостил печеньем, расспросил о здоровье, и заверил, что они и глазом не умеют моргнуть, как виза будет готова! Он лично не видит к тому никаких препятствий.
- Такс, проверочку сделаем быстро. У вас так мало документов, что проверять-то нечего, - шутливо подбадривал консул, - А мама репатриируется? – консул уставился на папу Виты профессионально пытливым взглядом.
- Нет. Я забираю дочь и точка. Давайте побыстрее, - ответил папа, строго взглянув на консула и многозначительно кивнув на документы.
- Маму потом, хорошо, - опустив «шлагбаумы», консул углубился в анкету, - Такс, а вот тут забыли галочку поставить, моя дорогая.
- Где? – вздрогнула Вита.
- Вот, - ткнул пальцем консул в «религиозную принадлежность».
- Христианская, - ответила Вита.
Папа посмотрел на Виту вопросительно, потом кашлянул и проговорил ей тихо с командной интонацией:
- Ставь «не религиозен».
Консул перестал улыбаться и глубоко вздохнул. Лицо его поскучнело и как будто сдулось.
- По закону о репатриации мы принимаем либо иудеев, либо атеистов, либо религиозно безразличных граждан, - монотонно отрапортовал он.
- А в чем разница? - спросила Вита, ощущая, что вот сейчас откроется то, до чего она сама вчера не додумалась.
- Есть такая категория репатриантов, которых, как бы сказать, насильно крестили, чаще всего в младенчестве, понимаете? То есть неосознанно. Какое же это христианство? Одно недоразумение! – пояснил консул, уже потеряв радостный настрой.
- Так, дайте-ка мне, - властным движением длинной богатырской руки, обтянутой ярко-голубой рубашкой какого-то модного бренда, папа взял ручку и, с лёгкостью дотянувшись до анкеты, ввинтил аккуратную галочку в пункт «религиозно безразличен». - Ерунда какая-то, чего тут думать. Это же моя дочь! Мать ей навешала христианства, а теперь девочка возвращается в родные, так сказать, исторические объятия. – Папа развёл руками и широко улыбнулся, добавив фразу на иврите: «Всему свое время».
Папины прямые, выгоревшие на Израильском солнце, брови встали умоляющим домиком.
Консул вскинул и снова опустил «шлагбаумы». После чего протянул авторучку Вите.
- Нужна ваша галочка, моя дорогая.
Пока Вита растерянно смотрела в анкету, папа продолжал заговаривать зубы консулу:
- Обрядческий культ на почве суеверий матери. Тору поизучает, с иудеями пообщайтся. Привыкнет. Да, Авиталь? - папа с торжественностью произнёс полное имя Виты. - Имя, кстати, я выбирал.
Вита обрушила возмущенный взгляд на отца: папа даже не приехал, когда она родилась, имя ей выбирала мама! Папа перешёл на откровенное враньё! Значит, вопрос и правда серьезный. Просто так папа бы не стал обманывать.
- Безусловно. Имя прекрасно! – твёрдо глядя на юную репатриантку, консул ждал. Вита сжалась и быстрым движением посадила поверх четкой папиной галочки почти незаметную свою.
- Вот и чудно. Ждите звоночка. Вас проводят, - сказал с победным облегчением консул и, пролистнув оставшиеся анкеты, сложил их в серую папочку. Окончательно захлопнув «шлагбаумы», он тяжело поднялся. В тишине послышалось выверенное дипломатическое поскрипывание паркета.
Виту охватила жгучая тоска. Невидимая линия только что отделила ее от чего-то очень ценного, как будто отрезала ее от самой себя.
- Стойте! – выкрикнула она в сутулую спину уходящего консула. - Я отказываюсь!
Консул остановился и укоризненно посмотрел на отца Виты.
- Я отказываюсь. Я не еду! – снова повторила Вита.
Она готова была умереть прямо здесь. Папа попытался сделать знак консулу, чтобы тот не беспокоился - ребёнок просто перенервничал и папа сам с этим разберётся. Но консул был искренне любопытен.
- Почему же? – поинтересовался он.
- Я без Иисуса Христа не поеду.
Неодобрительно покачав головой, консул хотел что-то мудрое изречь, но махнул рукой, переложив эту неблагодарную роль на отца.
Ноги Виты стали деревенеть, и в голове загрохотал голос ее духовника, батюшки Иллариона: «Молись Серафиму, все пройдет, все пройдёт… Господь не оставит…»
Папа успел подхватить и тремя огромными шагами перенёс бледную Виту на кожаный диван у окна, пока сотрудницы в одинаковых бордовых костюмчиках семенили за ним и спорили на иврите, что сначала нужно сделать – дать таблетку или открыть окно. Острая свежесть раннего апреля ворвалась в лёгкие. Вита открыла глаза. И увидев встревоженное лицо отца, старалась подробнее запомнить ямочку на подбородке, седые виски, гладко выбритые широкие щеки, небесно-голубой воротничок рубашки и сложную геометрию морщин на лбу. Чтобы подольше не стиралось из памяти…
Не отреклась! Какой рассказ трогательный! а чем же кончилась эта история? Очень интересно. Это все было в реальности?
В реальности героиня осталась и умерла в хосписе. Спасибо за Вашу реакцию. Я хочу эту историю сделать одной из сюжетных линий в моей крупной прозе.
одно дело - согласие с мировоззренческой философией, с духовным учением, а другое дело - следование правилам религиозного домостроя, придуманного людьми. Иисус довольно мало говорил о правилах поведения в религиозной общине, можно сказать, не акцентировал на их основное внимание. Так вот, галочки в документах - это элемент фанатизма и того же домостроя, который типа на слабО можно взвалить себе на плечи, но требовать от других близко к христианству не стоит. Отдавай кесарю кесарево, а Богу - богово. То же можно сказать - отдавай людское людям, а богу опять же богово. Никакие "слабО" ему не нужны. Он все слабости и без того знает
Ну вот потому, наверное, меня так и зацепила эта история. Я ставлю себя на место всех трёх участников (девушки, ее мамы и священника) и не понимаю, как все они трое не нашли решение, которое не убивало бы ребёнка. Да, она взрослая девушка, конечно, но на уровне жизненного опыта она почти ребёнок, причём испуганный и доведённый до отчаяния вердиктом врачей. Не знаю, вот не знаю, нет у меня ответов, одни вопросы… Ведь галочку просили поставить люди, находящиеся в иной системе координат относительно христианства, для иудеев действительно наверное христианская вера девушки - это нерелигиозность, потому что для них религия - иудаизм. Тут можно утонуть в софистике, но зачем же не попытаться воспользоваться шансом, который тоже даёт Бог!
Для иудеев жизнь каждого еврея представляет ценность. И хотя для них христианство и другие религии - чуждые верования, возможно они этой галочкой хотели оставить лазейку, чтобы еврей другой веры мог ею воспользоваться. Но вот не получилось. Интересно, что к атеистам у них нет претензий. Могу предположить, что они боятся фанатиков другой веры, что не удивительно, учитывая постоянные религиозные конфликты в их стране.
В поведении консула это кстати просматривается)
Я думаю, что как раз человек Домостроя, поставил бы галочку, потому что Домострой - это свод житейских правил, как жить долго и счастливо в патриархальной семье. А поступок девушки, напротив, ближе к тому, что вы называете мировозренческой философией. Потому что самопожертвование - это поступок в духе истинного христианства. Другой вопрос, оправдана ли жертва в данном конкретном случае. Может быть, самопожертвованием было бы смириться и выбрать лечение - это был бы ее крест.
имецца в виду фигуральный домострой, а не то, что он изначально значит. Правила религиозной общины, церкви - это оно и есть. Не вижу ради кого тут жертвовать, ну хоть тресни. Понятие жертвы тут неуместно. Разве можно приносить себя в жертву чисто людской дури?
В том то м дело, что здесь не следование требованиям общины или церкви. Как раз церковь учит не отвергать медицинскую помощь. Здесь следование своим внутренним убеждениям.
община, церковь - это не об том. Тут в героине убеждения таковы, что ей страшно показать слабину в вере перед кем? Да подумать глубже - не перед кем. Об этом как раз Иисус говорил - метать бисер перед свиньями. Которые к тому же не ведают, что творят, заставляя нуждающихся демонстрировать прогибы подо штото. Если это её убеждения, то они, по-христиански взглянув, оч. ошибочны
Не думаю, что тут речь о том, чтобы кому-то что-то показать. Страшно, да. Но не показать, а скорее шагнуть в пропасть. Смерть - пропасть, предательство - тоже пропасть.
Моя подруга (учились вместе в институте) умерла от рака. У нее было 2 взрослых сына. Она в последние годы работала в монастыре, числилась там сестрой, но не монахиней. Была веселая, добрая и очень верующая. Я до последнего думала, что она не умрет, что спасется. Она была совсем еще молодая. Муж говорит, отказывалась от морфия в конце. Как-то не укладывалось в голове. Может, эту девушку спасли бы... Но сам порыв удивительный. Думаю, она в Царствие Небесном. Ах, если бы все это было правда. Но что тот свет существует, я все больше верю после смерти родителей. Они так часто приходят ко мне во сне.
Жаль, что для спасения надо ехать в Израиль, что нельзя спастись в России или Белоруссии.
А может, наоборот, здесь они спаслись?
Мне кажется, спасение посылает Бог, и не важно, на территории какого государства оно происходит. Везде есть те люди, через которых приходит помощь. Спасибо)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Проснуться было так неинтересно,
настолько не хотелось просыпаться,
что я с постели встал,
не просыпаясь,
умылся и побрился,
выпил чаю,
не просыпаясь,
и ушел куда-то,
был там и там,
встречался с тем и с тем,
беседовал о том-то и о том-то,
кого-то посещал и навещал,
входил,
сидел,
здоровался,
прощался,
кого-то от чего-то защищал,
куда-то вновь и вновь перемещался,
усовещал кого-то
и прощал,
кого-то где-то чем-то угощал
и сам ответно кем-то угощался,
кому-то что-то твердо обещал,
к неизъяснимым тайнам приобщался
и, смутной жаждой действия томим,
знакомым и приятелям своим
какие-то оказывал услуги,
и даже одному из них помог
дверной отремонтировать замок
(приятель ждал приезда тещи с дачи)
ну, словом, я поступки совершал,
решал разнообразные задачи —
и в то же время двигался, как тень,
не просыпаясь,
между тем, как день
все время просыпался,
просыпался,
пересыпался,
сыпался
и тек
меж пальцев, как песок
в часах песочных,
покуда весь просыпался,
истек
по желобку меж конусов стеклянных,
и верхний конус надо мной был пуст,
и там уже поблескивали звезды,
и можно было вновь идти домой
и лечь в постель,
и лампу погасить,
и ждать,
покуда кто-то надо мной
перевернет песочные часы,
переместив два конуса стеклянных,
и снова слушать,
как течет песок,
неспешное отсчитывая время.
Я был частицей этого песка,
участником его высоких взлетов,
его жестоких бурь,
его падений,
его неодолимого броска;
которым все мгновенно изменялось,
того неукротимого броска,
которым неуклонно измерялось
движенье дней,
столетий и секунд
в безмерной череде тысячелетий.
Я был частицей этого песка,
живущего в своих больших пустынях,
частицею огромных этих масс,
бегущих равномерными волнами.
Какие ветры отпевали нас!
Какие вьюги плакали над нами!
Какие вихри двигались вослед!
И я не знаю,
сколько тысяч лет
или веков
промчалось надо мною,
но длилась бесконечно жизнь моя,
и в ней была первичность бытия,
подвластного устойчивому ритму,
и в том была гармония своя
и ощущенье прочного покоя
в движенье от броска и до броска.
Я был частицей этого песка,
частицей бесконечного потока,
вершащего неутомимый бег
меж двух огромных конусов стеклянных,
и мне была по нраву жизнь песка,
несметного количества песчинок
с их общей и необщею судьбой,
их пиршества,
их праздники и будни,
их страсти,
их высокие порывы,
весь пафос их намерений благих.
К тому же,
среди множества других,
кружившихся со мной в моей пустыне,
была одна песчинка,
от которой
я был, как говорится, без ума,
о чем она не ведала сама,
хотя была и тьмой моей,
и светом
в моем окне.
Кто знает, до сих пор
любовь еще, быть может…
Но об этом
еще особый будет разговор.
Хочу опять туда, в года неведенья,
где так малы и так наивны сведенья
о небе, о земле…
Да, в тех годах
преобладает вера,
да, слепая,
но как приятно вспомнить, засыпая,
что держится земля на трех китах,
и просыпаясь —
да, на трех китах
надежно и устойчиво покоится,
и ни о чем не надо беспокоиться,
и мир — сама устойчивость,
сама
гармония,
а не бездонный хаос,
не эта убегающая тьма,
имеющая склонность к расширенью
в кругу вселенской черной пустоты,
где затерялся одинокий шарик
вертящийся…
Спасибо вам, киты,
за прочную иллюзию покоя!
Какой ценой,
ценой каких потерь
я оценил, как сладостно незнанье
и как опасен пагубный искус —
познанья дух злокозненно-зловредный.
Но этот плод,
ах, этот плод запретный —
как сладок и как горек его вкус!..
Меж тем песок в моих часах песочных
просыпался,
и надо мной был пуст
стеклянный купол,
там сверкали звезды,
и надо было выждать только миг,
покуда снова кто-то надо мной
перевернет песочные часы,
переместив два конуса стеклянных,
и снова слушать,
как течет песок,
неспешное отсчитывая время.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.