Мир одеял разрушен сном,
Но в чьем-то напряженном взоре,
Маячит в сумраке ночном,
Окном разрезанное море. (с)
Февраль.
- Мама, ты видела море?
- Очень давно, когда мне было восемнадцать.
- А какое оно? Такое как на картинке в той книжке, что подарил мне дядя Женя?
- Нет, оно намного красивее. А почему ты спрашиваешь, хороший мой?
- Мне очень часто снится море, только оно совсем не живое, как на картинке. Я очень хочу его увидеть.
- Еще увидишь, не переживай, пей молоко и ложись спать.
- Уже иду. Мам, а море доброе?
- Ну, как тебе сказать, оно разное. Море бывает очень-очень синим, бывает веселым и зеленым, а ночью, море одевает черное платье с белой бахромой шума у самого берега. Когда у моря хорошее настроение, оно ласкает волнами радостных отдыхающих, а когда сердится, то может обрушить свой гнев на острые темные камни. Море живое.
- А мы поедем к морю на летних каникулах?
Женщина вздохнула:
- Нет, в этом году не получится, ты же сам видишь, папа не может найти работу, я болею. Но однажды, ты обязательно увидишь море. Ты бросишь в него монетку….
- Монетку? Какую?
- Ну, хотя бы вот эту.
Женщина протянула малышу лежавший в вазочке медяк:
- Вот бросишь ее в воду, и море вынесет на берег сверкающую жемчужину из восточной сказки. Оно спрячет жемчуг среди камней, а когда ты найдешь его, то всемогущий морской волшебник, исполнит твое самое сокровенное желание. Чего ты хочешь?
Мальчик вздохнул и пожал плечами:
- Сейчас, я больше всего хочу увидеть море.
Вытерев руки о фартук, женщина погладила сына по голове:
- Ты у меня уже совсем большой, в каком же ты классе, дружок? В девятом?
Малыш засмеялся:
- Нет, во втором!
- Ну, все, иди спать, а то завтра в школу.
Зайдя к себе в комнату, мальчик взял в руки книжку. Глядя на маленькую картинку, он улыбнулся и, спрятав книгу под подушку, прошептал:
- Я обязательно приду к тебе. Скоро, очень скоро.
Ноябрь. Десять лет спустя.
Сквозь холод и зной
Он шел на запах моря.
- Командир, вернулась разведка, эти сволочи готовят вылазку ночью.
- Черт! Я же говорил! Федорова ко мне, живо!
К командиру подбежал рядовой:
- Михалыч, вызывал?
- Слушай меня внимательно. Через два часа солнце начнет садиться, из-за горного хребта на нашей стороне будет темнеть быстрее, так что время есть. Проберешься к отряду Агафонова и передашь вот это.
Командир протянул бойцу конверт:
- Передашь и сразу назад, у меня сейчас каждый боец на вес золота. Понял?
- Так точно!
Посмотрев в глаза подчиненного, командир несколько смутился и спросил:
- Как мать, пишет?
- Последнее письмо получил еще на базе. Болеет мать, не ходит почти. Соседи помогают, конечно, но все равно…..
- Тебе еще сколько осталось?
- Семь месяцев.
- Ну, ладно, иди собирайся и бегом к Агафонову. Только тенью, осторожно.
Федоров медлил:
- Командир, а что там, за перевалом? Что это за шум?
Офицер строго посмотрел на парня:
- За перевалом враг, Саша. Враг и море.
- Море?
- Ну, да.
- А я вот, никогда не видел моря, представляете?
Мужчина улыбнулся:
- Нет, не представляю. Эх ты, деревенщина. Вот закончим операцию, тогда и увидишь. Все, свободен. Одна нога здесь, другая там.
Перевал. Три часа спустя.
Чье-то судно с ветром борется у мыса…..
- Значит ночью. Гадство! А тебя, зачем прислали?
- Так ведь рация испорчена. Да и выходить в эфир сейчас опасно.
- Ха, умный какой, это я и без тебя знаю.
- Товарищ капитан, мне возвращаться надо. Михалыч приказал…..
- Да-да, валяй. Вдоль перевала крадись тенью, не спокойно там. Иди.
Перевал. Тридцать минут спустя.
Неужели за этим перевалом море? Так близко! Эх, мне бы только одним глазком взглянуть и сразу к нашим. Только посмотреть и бросить монетку. Может и правда желание исполнится. Пусть бы мама выздоровела. А про волшебный жемчуг, это все сказки. Конечно сказки.
И ведь никто не узнает. Тут вот и тропинка как раз. Я ведь только посмотрю……
Перевал. Двадцать минут спустя.
Такая синяя, немыслимая даль…
Его сердце отчаянно колотилось в предвкушении долгожданной встречи. До вершины осталось преодолеть всего несколько шагов.
Обогнув торчащий монументом валун, он приблизился к неглубокой расщелине и, осторожно, выглянул из-за скалы.
Боже! Какое ты большое и красивое. Ты необъятное и живое! И как бушуешь, настоящий шторм!
Из нагрудного кармана он достал платок и, развернув его, достал пожелтевшую старую монетку, ту самую, что дала ему мама в детстве.
Теперь, до моря было рукой подать и, размахнувшись, он бросил монетку в воду.
Наверное, нет, точно, это самое красивое и величественное, что я видел в своей жизни. Ах, да, желание. Пусть мама поправится и живет долго-долго, а когда я вернусь домой, то обязательно увезу ее из деревни. Я построю дом, и всегда буду жить у моря.
Собираясь спускаться, он решил еще разок взглянуть на бушующую стихию. Волны набрасывались на скалы с яростью, выплескивая пенную злость, глубоко на вражеский берег. Неожиданно, с левой стороны, среди скал, он увидел странный блеск.
Нет, не может быть! Это.. но… море дарит мне жемчуг! Значит желание исполнится!
Он выбрался из расщелины и, глядя на манящий блеск, в полный рост встал над перевалом. Он улыбался.
По-детски наивно радуясь исполнению своей мечты, он слушал грохот беснующихся волн.
Саша Федоров не слышал, как раздался сухой щелчок, как блеск сказочного жемчуга сменился кровавой смертельной вспышкой и снайперская пуля, ворвавшись в тело, пробила сердце искреннего мечтателя. Его тело рухнуло вниз, к самому морю. Такому синему-синему, такому долгожданному.
Посылаю тебе безымянный прощальный поклон,
С берегов неизвестно каких, да тебе и не важно.
"На небо Орион влезает боком,
Закидывает ногу за ограду
Из гор и, подтянувшись на руках,
Глазеет, как я мучусь подле фермы,
Как бьюсь над тем, что сделать было б надо
При свете дня, что надо бы закончить
До заморозков. А холодный ветер
Швыряет волглую пригоршню листьев
На мой курящийся фонарь, смеясь
Над тем, как я веду свое хозяйство,
Над тем, что Орион меня настиг.
Скажите, разве человек не стоит
Того, чтобы природа с ним считалась?"
Так Брэд Мак-Лафлин безрассудно путал
Побасенки о звездах и хозяйство.
И вот он, разорившись до конца,
Спалил свой дом и, получив страховку,
Всю сумму заплатил за телескоп:
Он с самых детских лет мечтал побольше
Узнать о нашем месте во Вселенной.
"К чему тебе зловредная труба?" -
Я спрашивал задолго до покупки.
"Не говори так. Разве есть на свете
Хоть что-нибудь безвредней телескопа
В том смысле, что уж он-то быть не может
Орудием убийства? - отвечал он. -
Я ферму сбуду и куплю его".
А ферма-то была клочок земли,
Заваленный камнями. В том краю
Хозяева на фермах не менялись.
И дабы попусту не тратить годы
На то, чтоб покупателя найти,
Он сжег свой дом и, получив страховку,
Всю сумму выложил за телескоп.
Я слышал, он все время рассуждал:
"Мы ведь живем на свете, чтобы видеть,
И телескоп придуман для того,
Чтоб видеть далеко. В любой дыре
Хоть кто-то должен разбираться в звездах.
Пусть в Литлтоне это буду я".
Не диво, что, неся такую ересь,
Он вдруг решился и спалил свой дом.
Весь городок недобро ухмылялся:
"Пусть знает, что напал не на таковских!
Мы завтра на тебя найдем управу!"
Назавтра же мы стали размышлять,
Что ежели за всякую вину
Мы вдруг начнем друг с другом расправляться,
То не оставим ни души в округе.
Живя с людьми, умей прощать грехи.
Наш вор, тот, кто всегда у нас крадет,
Свободно ходит вместе с нами в церковь.
А что исчезнет - мы идем к нему,
И он нам тотчас возвращает все,
Что не успел проесть, сносить, продать.
И Брэда из-за телескопа нам
Не стоит допекать. Он не малыш,
Чтоб получать игрушки к рождеству -
Так вот он раздобыл себе игрушку,
В младенца столь нелепо обратись.
И как же он престранно напроказил!
Конечно, кое-кто жалел о доме,
Добротном старом деревянном доме.
Но сам-то дом не ощущает боли,
А коли ощущает - так пускай:
Он будет жертвой, старомодной жертвой,
Что взял огонь, а не аукцион!
Вот так единым махом (чиркнув спичкой)
Избавившись от дома и от фермы,
Брэд поступил на станцию кассиром,
Где если он не продавал билеты,
То пекся не о злаках, но о звездах
И зажигал ночами на путях
Зеленые и красные светила.
Еще бы - он же заплатил шесть сотен!
На новом месте времени хватало.
Он часто приглашал меня к себе
Полюбоваться в медную трубу
На то, как на другом ее конце
Подрагивает светлая звезда.
Я помню ночь: по небу мчались тучи,
Снежинки таяли, смерзаясь в льдинки,
И, снова тая, становились грязью.
А мы, нацелив в небо телескоп,
Расставив ноги, как его тренога,
Свои раздумья к звездам устремили.
Так мы с ним просидели до рассвета
И находили лучшие слова
Для выраженья лучших в жизни мыслей.
Тот телескоп прозвали Звездоколом
За то, что каждую звезду колол
На две, на три звезды - как шарик ртути,
Лежащий на ладони, можно пальцем
Разбить на два-три шарика поменьше.
Таков был Звездокол, и колка звезд,
Наверное, приносит людям пользу,
Хотя и меньшую, чем колка дров.
А мы смотрели и гадали: где мы?
Узнали ли мы лучше наше место?
И как соотнести ночное небо
И человека с тусклым фонарем?
И чем отлична эта ночь от прочих?
Перевод А. Сергеева
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
