Белый лист бумаги.
Вопрошание и нерешительность от взгляда в ненаписанное. Заминка на пороге в поисках смысла действия. Чуткая и болезненная сонастроенность с собственной тщетой. И строки, текущие во времени, но остановившиеся в чувстве. Движение к жизни и исполнение. Власть над каждым поворотом мысли. Я, вопрошающее о я и довольствующееся тишиной и неясными случайными формами, значениями выплеснутых слов. Текст прожитый. Жизнь, прошелестевшая как текст. Более яркие, как желания, и тусклые, как остатки ужина, ее эпизоды. Где они? Прожиты, что дальше?
Она поставила точку. Лист, испещренный мелким орнаментом мягкого карандаша, был заполнен на две трети. За дверью раздался слабый писк. Он вытолкнул ее наружу, побудил встать и впустить кота, а вместе с ним привычное течение жизни. Теперь она гладила мурлыкающее, мягкое тельце с прохладными подушками лап и было не до текста. Да и сон пощипывал уже веки, утомленные полумраком комнаты. Тихо и мерно ворошились стрелки часов. Пора.
Было слышно, как она дунет на пламя свечи и медленно повернется в темноте. Бархатная трель маленького существа затихнет и они останутся недвижны, устроенные в тепле дома. А за стенами его давно живет ночь, свежий воздух которой отзывается в голых кронах деревьев и струится в темную высь и дальше, к бледнеющим очертаниям облаков и пронзительным искрам редких звезд этой ранней весны.
В начале декабря, когда природе снится
Осенний ледоход, кунсткамера зимы,
Мне в голову пришло немного полечиться
В больнице # 3, что около тюрьмы.
Больные всех сортов - нас было девяносто, -
Канканом вещих снов изрядно смущены,
Бродили парами в пижамах не по росту
Овальным двориком Матросской Тишины.
И день-деньской этаж толкался, точно рынок.
Подъем, прогулка, сон, мытье полов, отбой.
Я помню тихий холл, аквариум без рыбок -
Сор памяти моей не вымести метлой.
Больничный ветеран учил меня, невежду,
Железкой отворять запоры изнутри.
С тех пор я уходил в бега, добыв одежду,
Но возвращался спать в больницу # 3.
Вот повод для стихов с туманной подоплекой.
О жизни взаперти, шлифующей ключи
От собственной тюрьмы. О жизни, одинокой
Вне собственной тюрьмы... Учитель, не учи.
Бог с этой мудростью, мой призрачный читатель!
Скорбь тайную мою вовеки не сведу
За здорово живешь под общий знаменатель
Игривый общих мест. Я прыгал на ходу
В трамвай. Шел мокрый снег. Сограждане качали
Трамвайные права. Вверху на все лады
Невидимый тапер на дедовском рояле
Озвучивал кино надежды и нужды.
Так что же: звукоряд, который еле слышу,
Традиционный бред поэтов и калек
Или аттракцион - бегут ручные мыши
В игрушечный вагон - и валит серый снег?
Печальный был декабрь. Куда я ни стучался
С предчувствием моим, мне верили с трудом.
Да будет ли конец - роптала кровь. Кончался
Мой бедный карнавал. Пора и в желтый дом.
Когда я засыпал, больничная палата
Впускала снегопад, оцепенелый лес,
Вокзал в провинции, окружность циферблата -
Смеркается. Мне ждать, а времени в обрез.
1982
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
