Ветви пушистой сосны и ели, дымчато-зеленые на фоне влажного сизого неба, мерно покачивались на ветру. Она смотрела молча, устремив взгляд в самую глубину мохнатых стволов, отмечая очертания редких смолистых шишек, синицу, резво появившуюся и пропавшую в ветвях. Деревья были возле дома и заполняли фон, видимый в проеме высокого окна кухни, где сидела она утром, долгим тихим началом хмурого дня.
Казалось, вся она была там, в запахе хвойной игольчатой гущи, которая будто касалась ее губ, лица, ладоней. И вкус остывшего кофе, который она пила машинально, не бодрил, не становился началом тех обычных действий, которыми наполнены всякие утра, с их мгновенным переходом в планы дня, в их знакомые действия и бодрый спорый ритм.
День не желал начинаться. И начать его не было стремления и сил. Она смотрела на ветви деревьев и одновременно чувствовала призвук и очертания того далекого дня, когда шла по мшистому пружинящему настилу хвойных иголок знакомой тропинкой прозрачного весеннего леса. В восторге тишины и безмыслия, в один из тех дней, когда впервые так полюбила эти одинокие прогулки. Чувство радости и родства с тем местом полностью вернулось сейчас и память раскрылась во всем разнообразии малейших его деталей . Ей показалось даже, что еще немного, и она перенесется туда невообразимой силой, способной нарушить законы материи.
Будет ли встреча сегодня? Все-таки прошло так много времени, и приглашение приехать было принято. Она сама написала его вчера, понимая однако, что ни сегодня, ни завтра не услышит шуршание протекторов тяжелой машины, остановившийся на углу дома. Что не будет ни письма, ни звонка с коротким извинением. Она решила не ждать. Спокойно поднявшись и поставив чашку с недопитым кофе, принялась за свое скромное хозяйство. Лес, тропинка и мягкие сосновые ветви остались там. По ту сторону ее движений.
Видимо что-то происходило, бежало и становилось. Ее можно было увидеть то в проеме с полным ведром воды, то у маленькой плитки, на которой что-то булькало и дымилось. Потом шел дождь. Дверь дома была распахнута и она появлялась там снова и снова, держа в руке красный ковшик и полную канистру с водой. Наверху, на площадке деревянной лестницы было тепло и тихо, но слышно было оттуда, как она зовет сына. И вот он спускается неторопливо, держась за темный деревянный поручень, а потом они говорят о чем-то с ним за завтраком, который был поздним и больше походил уже на обед.
Через какое-то время, молодой человек под зонтом выйдет из дверей, и закроет калитку. Обогнув угол дома, пойдет по переулку, все дальше удаляясь между рядами ухоженных участков и опрятных низкорослых домиков частного сектора. Вскоре он исчезнет за поворотом. Пустой переулок постепенно потеряет четкие очертания и вскоре совсем стемнеет.
Медленно и плавно подъехала машина и остановилась на углу, освещаемая тусклым светом фонаря. Это видение на краткую долю секунды пришло в ее сознание и покинуло ее так же скоротечно, как этот ушедший день, с которым она прощалась, сидя в тишине дома, перенося его характер и движения стройными рядами слов, заполнявших оставшееся пространство белого листа. И беря новый, изредка поднимала глаза, различая по ту сторону окна мерно колышащиеся тени деревьев.
Завтра ей предстоит поездка. А этот короткий вечер уже плавно перешел в долгую ночь. В ее таинственные тени, свежий воздух и очертания облаков далекого темного неба, лишенного проблесков звезд.
Шел я по улице незнакомой
И вдруг услышал вороний грай,
И звоны лютни, и дальние громы,
Передо мною летел трамвай.
Как я вскочил на его подножку,
Было загадкою для меня,
В воздухе огненную дорожку
Он оставлял и при свете дня.
Мчался он бурей темной, крылатой,
Он заблудился в бездне времен…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон.
Поздно. Уж мы обогнули стену,
Мы проскочили сквозь рощу пальм,
Через Неву, через Нил и Сену
Мы прогремели по трем мостам.
И, промелькнув у оконной рамы,
Бросил нам вслед пытливый взгляд
Нищий старик, — конечно тот самый,
Что умер в Бейруте год назад.
Где я? Так томно и так тревожно
Сердце мое стучит в ответ:
Видишь вокзал, на котором можно
В Индию Духа купить билет?
Вывеска… кровью налитые буквы
Гласят — зеленная, — знаю, тут
Вместо капусты и вместо брюквы
Мертвые головы продают.
В красной рубашке, с лицом, как вымя,
Голову срезал палач и мне,
Она лежала вместе с другими
Здесь, в ящике скользком, на самом дне.
А в переулке забор дощатый,
Дом в три окна и серый газон…
Остановите, вагоновожатый,
Остановите сейчас вагон!
Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковер ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла!
Как ты стонала в своей светлице,
Я же с напудренною косой
Шел представляться Императрице
И не увиделся вновь с тобой.
Понял теперь я: наша свобода
Только оттуда бьющий свет,
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.
И сразу ветер знакомый и сладкий,
И за мостом летит на меня
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.
Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине,
Там отслужу молебен о здравьи
Машеньки и панихиду по мне.
И всё ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить…
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
