Москва. Таганская кольцевая. Еду на встречу. Плотно. Многолюдно. Женские, мужские силуэты-статисты, юные и пожилые. Вот молодая пара, ярко, броско одеты. Зацепило взгляд. Некогда особо, думаю о своем. Стою в куче на площадке вагона и чувствую движение состава, слышу гул и свист, отражающийся о стенки тоннеля. Короткий быстрый перегон. Все. Подтормаживает. Строй перемещается. Не зевай, готовься на выход. В кадре появилось пространство перрона, облицованного в гладкий гранит. Быстро выхожу, лавирую между телами, портфелями, каблуками. Куда ты с тележкой, старичок, тут 120 на спидометре! Он кряхтит, но справляется с маневром, с общим ритмом движения. Запрыгнул на ступень эскалатора. Да держись уже. Руки подрагивают - возраст. Угораздило ему в такое приключение. Справился, поплыл вверх. Еще и еще кто-то. Вот и моя ступенька. Стою, уткнувшись в гражданина спереди. Расстояние 30 сантиметров от моего носа до того места, где кажется должны заканчиваться его бедра и начинаться колени. От роста зависит. Брюки классические шерстяные, возрастные. Не профессорские… в общем, средние такие брюки… “Ноги средние? Ну тогда их надо прятать”. О чем я! И к таким брюкам синие модные кроссовки. Разглядываю рифленую подошву. Слегка поношены. Давно, но аккуратно носит. Фрейд бы сказал… но может ошибался? Шерстяные брюки и кроссовки, полупальто. Ровно стоит, в руке пакет. Определяю возраст, скользя вверх по спине. Взгляд упирается в оголенный стриженный затылок с проседью. Ровный, прямой, по границе темно-серая кепка. Ну естественно. Не Дартаньян. Где ты живешь? Куда плывешь на эскалаторе? Пакет. Простой такой, там немного вязаных вещей, а поверх них две тетради формата А4, истрепанные, исписанные. Заглянуть бы туда, что в них. Его рука? Пожалуй. А может и нет. Тоже едет на встречу. Может с сыном студентом, дочерью? Приятелем по конторе? Все еще плывем вверх. 30 сантиметров в спину. Не нужно придвигаться, чтобы почувствовать запах. Человек, пропитанный запахом жизни в тесной квартире на Таганке. Какой-то сладко горелый запах, отдающий печеньем. Ты чокнутый парфюмер! Ну подустал гражданин жить на белом свете, так ведь встроился в эскалатор, на свою законную ступеньку, четко по времени. Все путем. Вот бы увидеть его лицо!
Кончился подъем. Мы ритмично шагнули навстречу болтающимся тяжелым дверям на выход. Пахнуло свежестью и сыростью ноября Московских площадей. Тот самый внезапно замешкался, полуобернулся ( почувствовал взгляд?), но я не успела уловить его профиль. Профиль пожилого человека в шерстяных брюках с пакетом, в котором лежат тетради в желтой и розовой обложке.
Прощай миллионный. Я никогда ничего не узнаю о тебе.
За то, что я руки твои не сумел удержать,
За то, что я предал соленые нежные губы,
Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать.
Как я ненавижу пахучие древние срубы!
Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,
Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко;
Никак не уляжется крови сухая возня,
И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.
Как мог я подумать, что ты возвратишься, как смел?
Зачем преждевременно я от тебя оторвался?
Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,
Еще в древесину горячий топор не врезался.
Прозрачной слезой на стенах проступила смола,
И чувствует город свои деревянные ребра,
Но хлынула к лестницам кровь и на приступ пошла,
И трижды приснился мужам соблазнительный образ.
Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?
Он будет разрушен, высокий Приамов скворешник.
И падают стрелы сухим деревянным дождем,
И стрелы другие растут на земле, как орешник.
Последней звезды безболезненно гаснет укол,
И серою ласточкой утро в окно постучится,
И медленный день, как в соломе проснувшийся вол,
На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится.
Ноябрь 1920
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
