Всем людям снятся сны. Иван Семенович Сидоров не был исключением, вот и сегодня ночью, например, ему приснился сон, где Иван Семенович был дояркой. Он только что закончила работу и возвращалась домой после вечерней дойки. Думалось ему о том, что сын получил очередную двойку по арифметике за решение задачи о бассейне с двумя трубами, что мужнины штаны который день лежат не штопаны и о неуклонном снижении удоев подотчетной ей Пеструхи. Пеструхой была самая бестолковая, но самая симпатичная корова из стада, красе глаз с поволокой которой могла бы позавидовать любая девка. Платоновна добрела до своего двора и устало отворила скрипнувшую калитку. Ей навстречу вышел практически трезвый муж и, поравнявшись, ущипнул за… Сидоров не успел возмутиться и среагировать должным образом – проснулся и, подивившись странному сну, подумал об «удобной религии индусов», затем повернулся на другой бок и захрапел дальше.
В новом сне он был Пеструхой и горевала об обидном невнимании племенного Борьки, который был, несомненно, подлецом и недостойным ее рогоносцем. Она прекрасно понимала огорчение Платоновны по поводу постигнувшего ее неудоя, но ничего поделать не могла, не было проку и от щедрого дополнительного пучка клевера, подсунутого, как бы невзначай, подопечной дояркой. Наступило очередное беспросветное утро и Пеструха равнодушно отметила появление Платоновны. Заскорузлые, но добрые руки потянулись к её… Иван Семенович замычал и проснулся. Светало.
Оператор Снов чертыхался и промокал носовым платком клавиатуру, случайно залитую кофе. Всем людям снятся сны. Иногда – чужие. Реинкарнация здесь, пожалуй, ни причем.
Из пасти льва
струя не журчит и не слышно рыка.
Гиацинты цветут. Ни свистка, ни крика,
никаких голосов. Неподвижна листва.
И чужда обстановка сия для столь грозного лика,
и нова.
Пересохли уста,
и гортань проржавела: металл не вечен.
Просто кем-нибудь наглухо кран заверчен,
хоронящийся в кущах, в конце хвоста,
и крапива опутала вентиль. Спускается вечер;
из куста
сонм теней
выбегает к фонтану, как львы из чащи.
Окружают сородича, спящего в центре чаши,
перепрыгнув барьер, начинают носиться в ней,
лижут морду и лапы вождя своего. И, чем чаще,
тем темней
грозный облик. И вот
наконец он сливается с ними и резко
оживает и прыгает вниз. И все общество резво
убегает во тьму. Небосвод
прячет звезды за тучу, и мыслящий трезво
назовет
похищенье вождя -
так как первые капли блестят на скамейке -
назовет похищенье вождя приближеньем дождя.
Дождь спускает на землю косые линейки,
строя в воздухе сеть или клетку для львиной семейки
без узла и гвоздя.
Теплый
дождь
моросит.
Как и льву, им гортань
не остудишь.
Ты не будешь любим и забыт не будешь.
И тебя в поздний час из земли воскресит,
если чудищем был ты, компания чудищ.
Разгласит
твой побег
дождь и снег.
И, не склонный к простуде,
все равно ты вернешься в сей мир на ночлег.
Ибо нет одиночества больше, чем память о чуде.
Так в тюрьму возвращаются в ней побывавшие люди
и голубки - в ковчег.
1967
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
