Иван Семенович Сидоров пришел домой поздно. Его жена, Марья Петровна, встретила его в коридоре:
- Ты где так задержался-то, Вань?
- Принцессу спасал.
- А ну-ка, дыхни!
- Ну, вот так всегда, - насупился Иван Семенович. – Говоришь правду – не верят.
- И как же? Спас? – Ирония начала главенствовать в голосе супруги.
Сидоров не успел ответить, поскольку тут Марья Петровна заметила что-то торчащее из бокового кармана его пиджака и извлекла этот предмет на свет:
- Что ЭТО, Ваня? – севшим голосом, не предвещавшим ничего хорошего, прошептала Сидорова. – Чье ЭТО?
- Маша, ты не поверишь… - начал Иван Семенович и покраснел.
- Ты еще скажи, что это – не то, что я вижу. – Голос Марии Петровны задрожал. – Давно это продолжается, Ваня?
- Честное слово, Маш, первый и последний раз. Больше я принцесс спасать не буду. Пусть их драконы жрут.
- Сидоров, ты бы что поумнее придумал. – Переход к обращению по фамилии означал, что ситуация вплотную приблизилась к тому состоянию, когда в воздухе начинает отчетливо пахнуть пощечинами. – Так… секретарши у тебя отродясь не было и вряд ли появится. Нет, это не Люськины. На такие у нее денег не хватит. Соседкины? Ее габариты сюда никак не впишутся. Чьи это трусы, Иван?! – В голосе супруги появились истеричные нотки.
- Да принцессы же! Я ее спас. Она мне их подарила. Как символ спасенной чести. Традиция у них в ихнем царстве такая. Если бы ты знала: как я умаялся ее спасаючи! – Иван Семенович прошел мимо обомлевшей супруги в комнату, снял пиджак, которым промахнулся мимо спинки стула, и буквально упал на диван.
- Ваня, ведь столько же лет вместе, - запричитала Марья Петровна. Хозяйская жилка взяла свое: она подошла к пиджаку, подняла его и привычно встряхнула. Выпало что-то тяжелое. Сидорова наклонилась и подняла странный предмет. Предмет был плоский, округлой формы, серо-зеленого цвета, тускло отсвечивал в свете электрической лампочки и чем-то напоминал рыбью чешую, но только гораздо большего размера.
Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.
Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: "Будь благословенна!" -
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.
А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И - боже правый! - ты была моя.
Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ты раскрыло
Свой новый смысл и означало царь.
На свете все преобразилось, даже
Простые вещи - таз, кувшин,- когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.
Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы подымались по реке,
И небо развернулось пред глазами...
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.
1962
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
