- Кружку чёрного кофе внутривенно, пожалуйста.
Кофемашина всхлипнула, но Дю резким движением выключила функцию «мамочка» на приборной панели. Машина ещё раз вздохнула, и начала медленно закипать. Снег обещал пойти в 8:15, но запаздывал уже на три с половиной минуты. Дю достала скафандр из шкафа и проверила пуговицы. Одной не доставало, но выбора не было, пришлось всё равно его одеть, ведь по гаданию машины на кофейной гуще, сегодня она должна была столкнуться с бывшим в обеденный перерыв. А это значит, что ей снова может не хватить воздуха.
На удивление Дю, большая часть людей, встретившихся ей по дороге на работу, тоже была в скафандрах. Она дёрнула мочку уха и включила радио. Оказалось, что многие СМИ трубили о том, что скафандр – это лучшее средство профилактики кенгурячьего гриппа. Его эпидемию объявили как раз в прошлый понедельник. Город сходил с ума уже который раз за месяц. Навстречу Дю прошла девушка в блестящем скафандре с оторочкой из леопардового меха. Дю передёрнуло.
Её рабочий стол был завален бумагами. Дю прорыла небольшой туннель, чтобы найти ежедневник. Сегодня была среда – день сдачи отчёта. До Нового-нового года оставалась неделя. Дю взвыла. Она терпеть не могла этот праздник, да ещё когда он приходил с четверга на пятницу. Ей, как всегда, не хватало пары дней, чтобы закончить все свои рабочие дела, отвоевать в магазине несколько пошлых безделушек для коллег, найти что-нибудь по-настоящему оригинальное для близких, вспомнить и отмолить свои грехи, наконец. Как назло, у неё закончились все кредиты на исполнение желаний, последние она истратила на месть соседке, а точнее на её мелкого аризонского свинохомяка, который повадился перегрызать все возможные провода на их общей лестничной клетке. Теперь обожаемый соседский Пигги приобрёл ядерный цвет фуксии, абсолютно не модный в этом сезоне, что для его хозяйки было сродни вселенской катастрофе.
Около часа Дю монотонно делила, умножала, возводила в корень и попросту выдумывала цифры. Потом она уменьшила и так 9-й шрифт до еле видного 7-го, и отправила отчёт на печать на принтер в бухгалтерию – там катридж оставлял грязные разводы на полях и часто зажёвывал бумагу.
Бухгалтерия, как обычно, грызла семечки и виляла хвостами. Главбух сидела в новом сером брючном костюме. «Значит, премии не будет», - решила Дю. Она взяла отчёт, получила визу главбуха и привычным движением порвала документ на 4 части. Директор всегда принимал только третью редакцию отчёта, поэтому до обеда Дю произвольно перетаскивала цифры из одной колонки в другую, добавляла новые запятые и нули.
Документ был принят начальством и отправлен вверх по иерархической лестнице. Через час по корпоративной рассылке пришло сообщение, что отчёт был одобрен Самым Главным Начальником и разрезан на новогодние снежинки для украшения его кабинета. Можно было расслабиться, однако от мельтешения коллег вокруг наряженного кактуса, от их джинглбеллснапевания под нос и привкуса типографской краски от конфетти во рту, у неё разболелась голова. Где-то в недрах офиса прозвучал долгожданный гонг. Все сотрудники разом подскочили, и через секунду вокруг уже не было ни души, лишь недорезанные гирлянды из человечков медленно слетали на пол. Андронный телепорт обещали запустить только в конце следующего года, но складывалось такое впечатление, что офисные работники обладали способностью мгновенно перемещаться в пространстве и без его помощи. Особенно с наступлением обеденного перерыва. Дю хотела расслабиться в тишине и хотя бы 48 минут посидеть с закрытыми глазами, но вспомнила про недавнее гадание кофемашины. «Ещё обидится, если я её проигнорирую. И будет варить приторно-сладкий кофе из вредности, как Андрею Владимировичу из отдела закупок», - пробормотала она вполголоса.
Нехотя Дю натянула шлем от скафандра, и выползла на зимнюю улицу. Наконец-таки пошёл снег. Он кружился разноцветными колючими пылинками, сверкая на солнце. Пылинки складывались на асфальте в красочные рекламные слоганы нового шампуня и средства для сведения пятен 2 в 1. Дю раздражала такая навязчивая реклама, и она с ностальгией вспомнила времена, когда ролики по ТВ можно было переключить, лишь нажав кнопку на пульте. С опаской ожидались новости от разработчиков: рекламу собирались транслировать прямо в мозг во время сна. «Интересно, а какие ещё идеи рекламщики почерпнут из мультика «Футурама»», - размышляла Дю.
С этими мыслями она зашла в кафе. Там был настоящий апокалипсис. Люди прыгали по столам, залезали на барную стойку, требуя глинтвейна с имбирным печеньем. Дю села в кресло у окна, и заказала суп с клёцками и свежий салат. Официант посмотрел на неё удивлёнными глазами робота, но промолчал. Видимо его программа не позволяла ему спорить с клиентом. «А ведь он живой человек», - подумала Дю. Заказ принесли довольно быстро. Дю выловила и съела все клёцки, а потом начала апатично ковыряться вилкой в салате. Мысленно она готовила себя к неизбежной встрече. Настроение было хуже, чем она предполагала ещё утром. Снежинки на стекле сложились в фразу-поздравление: «С Новым-новым годом!». Строчка помигала несколько минут и сменилась обратным отсчётом дней до праздника. Дю посмотрела на цифры и обомлела. Строчка мигнула и снова сменилась поздравлением. Отложив вилку, Дю уставилась в окно. Так и есть, цифры говорили ей, что до Нового-нового года оставалось ещё целых 14 дней. Дю бросила пару золотых монет на столик и пулей вылетела из кафе.
Прибежав на работу, она первым делом принялась искать свой ежедневник. Тот, как и с утра, с нахальным упорством утверждал, что до праздника оставалась неделя. Дю перевернула электронную книжку и посмотрела на обложку, которая гласила «Ежедневник для вечно ничего не успевающих к концу года сотрудников. Опережает реальный календарь на одну неделю».
На обратном пути домой Дю выкинула скафандр и купила новые фильтры для кофемашины. Она улыбалась, у неё было ещё полно времени, чтобы всё успеть, пусть даже это был обман для самой себя.
Как побил государь
Золотую Орду под Казанью,
Указал на подворье свое
Приходить мастерам.
И велел благодетель,-
Гласит летописца сказанье,-
В память оной победы
Да выстроят каменный храм.
И к нему привели
Флорентийцев,
И немцев,
И прочих
Иноземных мужей,
Пивших чару вина в один дых.
И пришли к нему двое
Безвестных владимирских зодчих,
Двое русских строителей,
Статных,
Босых,
Молодых.
Лился свет в слюдяное оконце,
Был дух вельми спертый.
Изразцовая печка.
Божница.
Угар я жара.
И в посконных рубахах
Пред Иоанном Четвертым,
Крепко за руки взявшись,
Стояли сии мастера.
"Смерды!
Можете ль церкву сложить
Иноземных пригожей?
Чтоб была благолепней
Заморских церквей, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
Государь приказал.
И в субботу на вербной неделе,
Покрестись на восход,
Ремешками схватив волоса,
Государевы зодчие
Фартуки наспех надели,
На широких плечах
Кирпичи понесли на леса.
Мастера выплетали
Узоры из каменных кружев,
Выводили столбы
И, работой своею горды,
Купол золотом жгли,
Кровли крыли лазурью снаружи
И в свинцовые рамы
Вставляли чешуйки слюды.
И уже потянулись
Стрельчатые башенки кверху.
Переходы,
Балкончики,
Луковки да купола.
И дивились ученые люди,
Зане эта церковь
Краше вилл италийских
И пагод индийских была!
Был диковинный храм
Богомазами весь размалеван,
В алтаре,
И при входах,
И в царском притворе самом.
Живописной артелью
Монаха Андрея Рублева
Изукрашен зело
Византийским суровым письмом...
А в ногах у постройки
Торговая площадь жужжала,
Торовато кричала купцам:
"Покажи, чем живешь!"
Ночью подлый народ
До креста пропивался в кружалах,
А утрами истошно вопил,
Становясь на правеж.
Тать, засеченный плетью,
У плахи лежал бездыханно,
Прямо в небо уставя
Очесок седой бороды,
И в московской неволе
Томились татарские ханы,
Посланцы Золотой,
Переметчики Черной Орды.
А над всем этим срамом
Та церковь была -
Как невеста!
И с рогожкой своей,
С бирюзовым колечком во рту,-
Непотребная девка
Стояла у Лобного места
И, дивясь,
Как на сказку,
Глядела на ту красоту...
А как храм освятили,
То с посохом,
В шапке монашьей,
Обошел его царь -
От подвалов и служб
До креста.
И, окинувши взором
Его узорчатые башни,
"Лепота!" - молвил царь.
И ответили все: "Лепота!"
И спросил благодетель:
"А можете ль сделать пригожей,
Благолепнее этого храма
Другой, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
И тогда государь
Повелел ослепить этих зодчих,
Чтоб в земле его
Церковь
Стояла одна такова,
Чтобы в Суздальских землях
И в землях Рязанских
И прочих
Не поставили лучшего храма,
Чем храм Покрова!
Соколиные очи
Кололи им шилом железным,
Дабы белого света
Увидеть они не могли.
И клеймили клеймом,
Их секли батогами, болезных,
И кидали их,
Темных,
На стылое лоно земли.
И в Обжорном ряду,
Там, где заваль кабацкая пела,
Где сивухой разило,
Где было от пару темно,
Где кричали дьяки:
"Государево слово и дело!"-
Мастера Христа ради
Просили на хлеб и вино.
И стояла их церковь
Такая,
Что словно приснилась.
И звонила она,
Будто их отпевала навзрыд,
И запретную песню
Про страшную царскую милость
Пели в тайных местах
По широкой Руси
Гусляры.
1938
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
