Иван Семенович Сидоров купил себе книгу «Черная и белая магия». Немного смущала надпись: «Complete idiot’s guide». Не смотря на то, что Иван Семенович, как и большинство из нас, сдали английский навсегда, слово “idiot” настораживало, но, в то же время, обещало облегчить процесс вникания в содержание книги. Марью Петровну, супругу, Сидоров решил пока не посвящать в детали своего нового увлечения. Сегодня он специально отпросился с работы и пришел домой задолго до появления Марьи Петровны, чтобы испытать на практике знания, полученные из книги.
Иван Семенович добился почти идеального рисунка пентаграммы, установил и зажег свечи, приобретенные в специализированном магазине, которых нынче развелось непомерно много, раскрыл книгу и прочел заклинание.
В комнате потемнело, откуда-то взялся дым, что-то сверкнуло в центре пентаграммы и запахло серой. Когда дым развеялся, Сидоров увидел, как ему показалось, человека в черном смокинге, при галстуке.
- Да что же это такое! Ну, почему именно сегодня? Почему Вы вызвали меня именно сейчас?! – От громового голоса человека в смокинге, казалось, затряслись стены квартиры.
- Я… Я думал, что… - пробормотал растерявшийся Иван Семенович. – А что сегодня?
- «Думал» - передразнил его джин и поправил цветок в петлице смокинга. – Ничего Вы не думали. Сегодня у меня свадьба! Меня невеста ждет!
- Что же делать-то? – Окончательно растерялся Сидоров. – Вы… Это… Возвращайтесь тогда обратно, что ли…
- Не могу я вернуться, пока Ваше желание не выполню. Давайте уже, загадывайте!
- Да у меня, собственно, нет желаний… Я же просто так, попробовать…
- Как «нет желаний»? Вот я попал! Что же мне теперь вечно здесь торчать? Хоть что-нибудь: дворец из слоновой кости, карету там золотую, а? Невеста же меня не дождется!
- Придумал! Моя супруга мечтает о норковой шубе…
- Шубе? Отлично! – Джин исчез, но через мгновение вернулся с шикарной шубой и бросил ее к ногам Ивана Семеновича. – Вот, привет супруге! – И пропал.
Едва только Сидоров успел погасить и убрать свечи, стереть пентаграмму с пола, как в дверь позвонили. На пороге стоял участковый, Борис Борисович:
- Мне сказали, что в эту квартиру только что вошел гражданин с дамской норковой шубой. Разрешите войти?
Иван Семенович только и смог кивнуть.
- Проходите, гражданочка, - поманил кого-то участковый.
Гражданочка вошла, увидела шубу на полу, кинулась к ней, стала орошать слезами, покрывать поцелуями и причитать:
- Нашлась, нашлась, шубушка моя…
- Тэк-с, вызываем понятых и составляем протокол. Что-то мне Ваше лицо знакомо, а? Давненько я не брал скупщиков краденого, вот так вот, запросто, голыми руками. – Борис Борисович расстегнул планшет и стал доставать бланки. В дверь позвонили. – Минуточку, подозреваемый, позвольте я открою. А вот и понятые, заходите, граждане.
- Вань, а чего это у тебя происходит-то? – Вася, сосед по этажу, был трезв, видимо, для разнообразия. – Моя не у вас?
- Ой, Борис Борисович, здрасти! А я тут мимо проходила… - это была Люська, соседка с верхнего этажа.
- Тэк-с, гражданочка потерпевшая, прекратите шубу слюнявить. Это – вещественное доказательство, между прочим. Признаете ли Вы при свидетелях, что это вещественное доказательство принадлежит Вам и служит шубой? – Участковый принялся споро заполнять бланки.
- Нет, это не моя шуба, - призналась потерпевшая. – Просто очень уж похожа.
Все были шокированы ее честностью.
- Ну, вот, - огорчился Борис Борисович. – Зря только бланк испортил. Тэк-с, граждане, попрошу очистить помещение.
- Ой, Ваня, прелесть какая, - Марья Петровна вертелась перед зеркалом. – Пойдем погуляем, а?
Сидоровы чинно вышли из подъезда. Их провожали взглядами вечные бабки.
- Ишь, вырядилась, фря! – Нарочито громким шепотом пульнула им вслед одна из них. Остальные поддакнули осуждающе поджатыми губами. Озноб прокрался под шубку Марьи Петровны и пробежал вдоль позвоночника.
Казалось бы, ну чем может быть омрачено счастье шубковладелицы? Разве только внезапным нашествием моли на предмет обожания. Увы, существует еще и не меньшее зло: зависть подруг, не имеющих мехового сокровища. Марья Петровна стала замечать как замолкают разговоры при ее появлении и раздражающие звуки частых сглатываний слюны, доносящиеся ей вслед.
- Все, Ваня, не могу больше, - мучительная тоска была в голосе и взгляде супруги. Голос был обращен к Ивану Семеновичу, а взгляд на шубу, которая, казалось, тоже чувствовала себя не лучшим образом.
Сидоров молча достал с полки книгу и начал чертить пентаграмму.
- Вы не понимаете! Это же какой был труд: наловить этих ни в чем не повинных норок, выделать шкурки, сшить, наконец. Что значит «заберите обратно»?! – возмущался джин в шелковом восточном халате. В руке он держал бутылочку с молоком, на горлышко которой была надета соска. – Куда я ее дену?
- А Вы жене подарите, - предложил Иван Семенович.
- Издеваетесь, да? У нас жара плюс сорок, - джин нервно сдернул соску с бутылочки и отхлебнул. Глаза его налились кровью, он сграбастал шубу и швырнул ее себе под ноги. Шуба разлетелась на добрую сотню живых норок, которые сыпанули по квартире. Джин исчез.
- Ваня, - взвизгнула Марья Петровна. – Лови их! Они твои туфли грызут!
На другой день в местной городской газете появилась небольшая заметка под заголовком «Нашествие», в которой говорилось о появлении большого количества диких норок в зоопарке и том, что специалисты оказались бессильны объяснить это явление.
На прощанье - ни звука.
Граммофон за стеной.
В этом мире разлука -
лишь прообраз иной.
Ибо врозь, а не подле
мало веки смежать
вплоть до смерти. И после
нам не вместе лежать.
II
Кто бы ни был виновен,
но, идя на правЈж,
воздаяния вровень
с невиновными ждешь.
Тем верней расстаемся,
что имеем в виду,
что в Раю не сойдемся,
не столкнемся в Аду.
III
Как подзол раздирает
бороздою соха,
правота разделяет
беспощадней греха.
Не вина, но оплошность
разбивает стекло.
Что скорбеть, расколовшись,
что вино утекло?
IV
Чем тесней единенье,
тем кромешней разрыв.
Не спасет затемненья
ни рапид, ни наплыв.
В нашей твердости толка
больше нету. В чести -
одаренность осколка
жизнь сосуда вести.
V
Наполняйся же хмелем,
осушайся до дна.
Только емкость поделим,
но не крепость вина.
Да и я не загублен,
даже ежели впредь,
кроме сходства зазубрин,
общих черт не узреть.
VI
Нет деленья на чуждых.
Есть граница стыда
в виде разницы в чувствах
при словце "никогда".
Так скорбим, но хороним,
переходим к делам,
чтобы смерть, как синоним,
разделить пополам.
VII
...
VIII
Невозможность свиданья
превращает страну
в вариант мирозданья,
хоть она в ширину,
завидущая к славе,
не уступит любой
залетейской державе;
превзойдет голытьбой.
IX
...
X
Что ж без пользы неволишь
уничтожить следы?
Эти строки всего лишь
подголосок беды.
Обрастание сплетней
подтверждает к тому ж:
расставанье заметней,
чем слияние душ.
XI
И, чтоб гончим не выдал
- ни моим, ни твоим -
адрес мой храпоидол
или твой - херувим,
на прощанье - ни звука;
только хор Аонид.
Так посмертная мука
и при жизни саднит.
1968
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
