Сонный гарсон устал и вял,
Кто-то разрушил мир одеял…
- Три четверти и спонтанный диез…
Дома уютнее мне лишь не многим, укутаны пледом красивые ноги, сиюминутно сгорают свечи, ничто не вечно, что ж, добрый вечер. Хвастаться нечем.
У меня есть время, как старый друг, и к нему запасных - пять или шесть минут. Невероятно, но видно угодно судьбе, я вновь опоздал на прошлую встречу к тебе. Ты одна… кто она? Жена?
Много вокруг интересных женщин, меньше подруг любимых, гораздо меньше. Ветер расскажет кого мы любим, и недостаточно связей, чтоб выйти в люди. Первого снега на всех не хватит, тот, кому выгодно, пусть и платит. Ты слишком устала, в подлунном мире, счастье семи миллиардов – равнО отдельной квартире… свеча на ветру, как пулей в тире… Возможно, или….
- Опустите локоть и с третьей цифры…..
Мне казалось, я знаю чего хочу, что по жизни идем мы плечом к плечу, оглянешься назад – никого не увидишь, где же те кого любишь… и кого ненавидишь? Слышишь?
И по улицам мне ходить теперь страшно, и в глаза тебе смотреть - стыдно. То, что я говорил тебе, думал, важно, а теперь понимаю, что лишь обидно.
Я теперь с девяти до шести и по службе нужно расти.
Мы могли бы летать, как птицы, а не можем ходить, как люди. Вот бы заново мне родиться….. и без всяких банальных прелюдий.
Стук дирижерской палочки: - Внимательнее…
Ты встретила день с улыбочкой, шла выше неба на цыпочках. Тебе нечего делать? Как настроение? Есть немножко денег? Так устрой себе день рождения.
Ночь теперь дороже дня….
Кинем кости….
Это гости…
Happy Birthday, дорогая моя.
- Когда вступают духовые, виолончель смолкает….
Отцы растут на глазах у своих детей, рифма проносится с нежностью меж ветвей. Я устал и душа во все стороны, охра… слепы мы… но с другой стороны, я устрою пышные похороны.
Не хочу никому мешать…. я просто иду не спеша.
- Тональность выше, на угасание….
Пьяный баян инвалида войны, прошлые подвиги прошлой страны. Мне не хватает, чего, новизны?
Вернуться назад, к запискам Даля… мне что-то шепчет подруга Галя… и…
… и шелковые клавиши рояля.
Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: — Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» — говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
