Обед без повода, какие всегда любил устраивать хозяин великолепного загородного дома, Петр Илларионович Возчиков, растянулся до вечера и плавно перетек в ужин. Гости за шесть с половиной часов, проведенных за столом, пресытились едой, напитками и набившими оскомину шутками. Возможно, именно по этой причине они с неприкрытым равнодушием смотрели на новый шедевр кулинарного творчества, торжественно внесенный официантами.
Скульптурная парочка миниатюрных поросят в обнимку, изображающих не то танец, не то борьбу, утопала в кучерявых салатных листьях. Кожа свинок, едва тронутая искусственным печным загаром, искрилась розовым перламутром. Но сами они – их вид, поза, полураскрытые рыльца, режущая глаз нагота, все это вместе вызывало не ожидаемые рукоплескания или восторг, а лишь раздражение да брезгливость. Ну, может, к этому еще чуточку примешивалась жалость. Во всяком случае, на лицах женской половины компании такие эмоции прочитывались легко. Вокруг композиции с животными по всей окружности блюда на румяной картофельной соломке змеился овощной серпантин. Чувствовалась искусная рука повара-профессионала, у которого, по всей видимости, посещение серпентария было «пунктиком» номер один.
- Сюрприз от шеф-повара! – гортанно выкрикнул официант и суетливо щелкнул выключателем.
Веранда погрузилась в темноту. Лишь тельца поросят белели на столе ярким пятном. Официант навел на свинок луч фонарика – и те словно ожили, ослепительно стрельнув в зрителей разноцветными бисеринками глаз. Казалось, секунда – и поросята спрыгнут со стола. Гости заохали, заахали…
- Мать честная! Да у них же вместо глаз настоящие бриллианты!
- Ну, ты, Петюня, блин, даешь…
- Супер! Супер! Супер!
- Да включите же, наконец, свет! Где мой фотоаппарат?
- Хочу таких же девственников, милый!
- Потрясающе. Вы, Петр Илларионович, переплюнули всех моих знакомых. Такого я еще нигде не видывал. Уступите на недельку шеф-повара?
Однако хозяин застолья рассмеялся в ответ да отрицательно покачал головой. Он кивнул на сына:
- Вы лучше Лёшку моего арендуйте. Вот кто - еще тот склад идей. Хрюшки как раз его шутка. Лёха у меня не по годам смекалист, далеко-о-о-о-о пойдет.
Мальчик скромно потупился, даже покраснел, и стал поспешно накладывать в тарелку все подряд. У развеселившихся гостей вновь разыгрался аппетит, и скоро от славной парочки на блюде не осталось практически ничего, а четыре бриллиантовых ока перекочевали в сумочки самых предприимчивых из присутствующих дам.
Еще через час кулинарное зодчество напрочь забылось, разговоры закрутились на около автомобильные темы.
- У меня во дворе машину негде приткнуть, – горестно вздохнул Лев Валерианович, любитель поплакаться и пожертвить. - Все тротуары заняты. Совсем народ обнаглел, скоро в подъезд будет не пройти. Куда только милиция смотрит? Камер понавесили, а толку?
За Лёвой давно, со школьных времен, закрепилось прозвище «Нюня», но старые друзья употребляли его редко – просто не обращали внимания на нытика, а его жалобы и просьбы игнорировали или высмеивали.
- Регулировщика попроси перед парадным поставить, - под дружное гоготание друзей лениво бросил реплику один из бывших однокашников, Шонов Боря.
Но Нюня, озабоченный своими мыслями, никак не отреагировал и занудливо продолжил:
- Ты бы, Петя, приютил меня в своем «стойбище» что ли?.. По дружбе.
- ??? – у изумлённого Петра Илларионовича брови изогнулись домиком.
- Я про твои гаражи, что рядом с моим домом, - скороговоркой выпалил Нюня.
- Да понял, не дурак, как ты. Я, собственно, про другое. Давно ведь тебе рекомендую – купи квартиру в приличном доме. А то в твоем и квартира-то – не квартира. Так, одно название - койко-место. И двора-то нет… Узкий проезд к этому самому месту на койке, тропка - одним словом.
- Зато рядом с работой… Пешком хожу… - начал оправдываться Нюня, но Пётр его перебил:
- Вот и ходи. А у меня, Лёва, не богадельня, не благотворительное общество, а автостоянка, почти VIP-класса. У меня, знаешь, сколько место стоит?.. То-то. Плати – лучшее выделю. По дружбе. И даже скидку дам. Кстати, а зачем ты на работу-то ходишь? А, Лёва? Неужто сам обслуживаешь клиентов?
Гости, из тех, кто не был в курсе взаимоотношений одноклассников, с интересом уставились на Лёву, который, словно застигнутый за неблаговидным проступком, вмиг покраснел и забегал глазами, ища поддержку. Не найдя сочувствующих, Нюня пожал плечами и залпом выпил рюмку водки.
Народ собрался, было, вновь заскучать, однако антракт был прерван вопросом тринадцатилетнего вундеркинда-рационализатора:
- Дядя Лёва, - обратился мальчик к поперхнувшемуся от неожиданности Нюне, - а сколько у вас стоит шиномонтаж?
- Ну… смотря какая машина… А вообще-то недорого. У меня ж не VIP, - он опасливо покосился на Петра Илларионовича, - у меня обычное автоателье. Для этого… как его там?.. Населения.
- Ну а все-таки? – не унимался Лёшка.
- Я ж говорю тебе – все зависит от размера колес, от самой работы. Одним только заплатку на камеру поставить, так это - гроши. А у других боковой порез – это возня, и стоит, соответственно, намного больше.
- Вот как раз про боковой порез поподробнее расскажите. – Пацан шустро сбегал в соседнюю комнату, принес калькулятор, блокнот, ручку и приготовился слушать. Друзья Лёшкиного отца восхищенно зааплодировали.
- А чего рассказывать? Самое маленькое колесо потянет на 600-700 рублей, среднее где-то в тысячу с хвостиком обойдется, а уж машины представительского класса: джипы и тому подобные, за каждое колесико по две-три штуки платят. И это как минимум.
- Ага. Сейчас. Минуточку. – Лёшка углубился в подсчеты. Гости умилялись и наперебой хвалили «потрясающего ребенка». Спутница мужчины, что просил дать напрокат повара, к месту и не к месту вставляла восторженное «Супер! Супер! Супер!». Отец гордо оглядывал присутствующих. А Лёва по-цыплячьи вытягивал шею, пытаясь разглядеть, что же там такое вычисляет юное дарование.
- Ну, вот. – Веско промолвило дарование и для наглядности подчеркнуло что-то в блокноте. – Убиваем сразу трех зайцев. И приносим пользу городу. – Мальчик задумался. - Значит, трех зайцев и одного медведя. Плюс еще одного хитрого лиса – меня.
- Да чего там мелочиться? Давай весь зоопарк перестреляем! – предложил Боря.
Лёшка, счастливый и довольный, оглядел пока еще ничего не понимающую публику.
- Акция! Нужна акция!
- Что-что, сынок? Говори яснее. Какая акция?
- Всё очень просто. От чего страдает дядя Лёва?
- От обжорства. – Высказал предположение один из гостей.
- От отсутствия присутствия жены. – Добавил Шонов, любитель покаламбурить.
- От занудства своего он страдает, а в целом – мужик хороший. – Это уже Пётр Илларионович, на правах хозяина дома, подытожил.
- Да нет. Вы все уже забыли. – Засмеялся Лёшка. - Он же недавно говорил. От машин страдает! И с их же помощью нужно сделать один единственный выстрел.
- Выхлопной что ли? – Спросил остроумный Боря.
Ребенок вздохнул и в подробностях изложил свою придумку. Зайцем номер один в его плане был, естественно, дядя Лёва. После акции тропинка на работу значительно расширялась. Он же был и обогащающимся зайцем номер два, так как предполагаемое мероприятие должно было неминуемо привести к наплыву клиентов. Третьим зверем в списке значился родной папаша, к которому надлежало согласно плану переправить часть клиентов дяди Лёвы под дружественным напутствием «От греха подальше, к надежности поближе». Неучтенный ранее Шонов тоже неожиданно попал в заячью компанию, так как имел к автомобилям непосредственное отношение, будучи поставщиком автозапчастей. Медведем, как уже говорилось, стал бы город в лице благодарной администрации района, а лис Лёшка со всего этого просил самую малость – десять процентов.
- А кто будет резать шины… – не то спросил, не то подумал вслух отец «Остапа Бендера».
- Это небезопасно – у нас у каждого подъезда теперь камеры наблюдения. - Предупредил Лёва.
- А… Камеры – ерунда. Капюшон надвинул на лоб – кто кого увидит или узнает? И потом… вы уверены, что они работают? Я читал в Интернете, что в муниципальных домах это все для проформы ставится, для усыпления бдительности граждан. А на самом деле денег у города на обслуживание дорогого оборудования пока еще нет. И вообще - Робин Гудов и Зорро никто не будет искать. Это истина.
- Какой начитанный мальчик. – Жена Бори Шонова растроганно потрепала Лёшкин затылок. – И какой умный!
- Супер! Супер! Супер!
- Ну что ж… Интересная идея. Объективные причины, нестандартный подход, легко выполнимо. И вполне… Лёва, тебе и карты в руки. – Решил за всех Петр Илларионович.
- В виде заточки. – Боря был в своем репертуаре.
Акцию назначили на ближайшие выходные.
В понедельник с самого утра контору Льва Валериановича лихорадило, наплыв клиентов превзошел все ожидания. К Петру за постоянным местом на стоянке пришло значительно больше народу, чем предполагал сын, Шонов Боря тоже не остался в накладе, отправляя машину за машиной с «резиной» в мастерскую одноклассника. А Лёшка высчитывал свой процент, слушая новости.
«Прошедшей ночью на территории района вдоль всего проспекта были порезаны шины у 56 автомобилей, припаркованных на тротуарах. У отечественных машин пострадало по одному колесу, машины среднего класса понесли убытки в виде двух истерзанных колес, а дорогим иномаркам досталось больше всех – у этих вандалы умудрились проколоть или порезать все шины. Личность человека в маске, совершившего злодеяния, не установлена. Мэр города отказывается комментировать произошедшее. Однако нам доподлинно известно, что городскому главе данная акция пришлась по душе – «Может, перестанут, наконец-то, нарушать законы сосуществования», - сказал Мэр в приватной беседе нашему корреспонденту».
Когда мне будет восемьдесят лет,
то есть когда я не смогу подняться
без посторонней помощи с того
сооруженья наподобье стула,
а говоря иначе, туалет
когда в моем сознанье превратится
в мучительное место для прогулок
вдвоем с сиделкой, внуком или с тем,
кто забредет случайно, спутав номер
квартиры, ибо восемьдесят лет —
приличный срок, чтоб медленно, как мухи,
твои друзья былые передохли,
тем более что смерть — не только факт
простой биологической кончины,
так вот, когда, угрюмый и больной,
с отвисшей нижнею губой
(да, непременно нижней и отвисшей),
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы
(хоть обработка этого устройства
приема информации в моем
опять же в этом тягостном устройстве
всегда ассоциировалась с
махательным движеньем дровосека),
я так смогу на циферблат часов,
густеющих под наведенным взглядом,
смотреть, что каждый зреющий щелчок
в старательном и твердом механизме
корпускулярных, чистых шестеренок
способен будет в углубленьях меж
старательно покусывающих
травинку бледной временной оси
зубцов и зубчиков
предполагать наличье,
о, сколь угодно длинного пути
в пространстве между двух отвесных пиков
по наугад провисшему шпагату
для акробата или для канате..
канатопроходимца с длинной палкой,
в легчайших завитках из-под рубанка
на хлипком кривошипе головы,
вот уж тогда смогу я, дребезжа
безвольной чайной ложечкой в стакане,
как будто иллюстрируя процесс
рождения галактик или же
развития по некоей спирали,
хотя она не будет восходить,
но медленно завинчиваться в
темнеющее донышко сосуда
с насильно выдавленным солнышком на нем,
если, конечно, к этим временам
не осенят стеклянного сеченья
блаженным знаком качества, тогда
займусь я самым пошлым и почетным
занятием, и медленная дробь
в сознании моем зашевелится
(так в школе мы старательно сливали
нагревшуюся жидкость из сосуда
и вычисляли коэффициент,
и действие вершилось на глазах,
полезность и тепло отождествлялись).
И, проведя неровную черту,
я ужаснусь той пыли на предметах
в числителе, когда душевный пыл
так широко и длинно растечется,
заполнив основанье отношенья
последнего к тому, что быть должно
и по другим соображеньям первым.
2
Итак, я буду думать о весах,
то задирая голову, как мальчик,
пустивший змея, то взирая вниз,
облокотись на край, как на карниз,
вернее, эта чаша, что внизу,
и будет, в общем, старческим балконом,
где буду я не то чтоб заключенным,
но все-таки как в стойло заключен,
и как она, вернее, о, как он
прямолинейно, с небольшим наклоном,
растущим сообразно приближенью
громадного и злого коромысла,
как будто к смыслу этого движенья,
к отвесной линии, опять же для того (!)
и предусмотренной,'чтобы весы не лгали,
а говоря по-нашему, чтоб чаша
и пролетала без задержки вверх,
так он и будет, как какой-то перст,
взлетать все выше, выше
до тех пор,
пока совсем внизу не очутится
и превратится в полюс или как
в знак противоположного заряда
все то, что где-то и могло случиться,
но для чего уже совсем не надо
подкладывать ни жару, ни души,
ни дергать змея за пустую нитку,
поскольку нитка совпадет с отвесом,
как мы договорились, и, конечно,
все это будет называться смертью…
3
Но прежде чем…
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
