Он ехал спасаться. Всё в электричке таращилось на его удочки, палатку, приятеля, расползшегося по сидению, как мороженое. Всё наверняка знало, что те двое – не иначе как на рыбалку. А он убегал. Жара накатывала волнами и топила усталых, завидующих пассажиров в стоячем воздухе. Падало в ноги виноватое солнце, лезло в открытые окна вперед худыми лучами.
Он собирался выпутаться немедленно, решить, как продраться через расставленные судьбой сети, но был не состоятелен. Он был деловитой рыбешкой, запутавшейся накрепко. Перебиралась за окном подобранная из одинаковых берез рощица, текла как его крайние годы – ровно, приветливо, скучно. Даже телефонная сеть и та – без прорех, на экране – полный набор палочек. Нет, его теперь всегда можно будет вернуть. Разве возвращение не стоит одного ее звонка?
Девушка по соседству держала на коленях солнце и многозначительно глядела перед собой. Его безымянный палец сверкнул кольцом, и девушка отвела взгляд. Он не любил это обстоятельное кольцо…
- Теперь уже поздно. Не уйти. – Убеждал он себя.
Друг тянул его к выходу: людская масса колебалась и расступалась перед ними, как морская вода перед носом корабля, тут же за спиной стягиваясь в прежнюю, сонную толпу.
Карабкались по узкой дорожке к водохранилищу. К горизонту припадали дырявые бесполезные облака, через которые просеивалось солнце.
- Ритка-то как? Довольна?
- А чего ей быть недовольной? – плевал он сквозь зубы.
Еще недавно он томился влюбленностью к другой. Влюбленностью легкой, пышной и свежей, как гроздья первой сирени. Он барахтался в ней ребенком, жадным до новизны, до игр и захлебывался, бывало… оставался наказанным, но приходил в себя и возвращался. Ему хотелось обратно, в прохладу ее губ, в тень ее шелестящего голоса. Теперь баста! Рита его поймала, сцапала. Назад дороги нет.
Живут в палатке. Прокатывается несколько раз по водохранилищу солнце, оседает на водяном зеркале, а потом и вовсе удаляется в неизвестность…
Звонят. Он кивает:
- Еду.
Туман заполняет утро, крошится на поля, полосой липнущие к окну, стоит упрямо и непреклонно в голове. Электричка пустая, как пасть голодного крокодила, плывет на ощупь к городу.
Через четыре часа они на месте. Уже успели домой и забрали все необходимое… Только забыли туфли.
Рита выходит, гордая, широкая, как само море, распахнутая, в больничных тапочках, со свертком в руках. Он заглядывает в сверток, видит… до сих пор неведомое, непорочное… Оно и не тянется еще к нему, и не слышит его. Но смотрит серыми глазами… смотрит так, как будто смотрит весь мир. Разве можно было хотеть это поломать, забыть, растерять?… Безумец!...
Туман медленно сползает по каменным стенам домов и вдавливается в землю горячим, ясным днем.
Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю,
Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?
Пороша есть иль нет? и можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться с старыми журналами соседа?
Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дня;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой.
Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет;
Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет;
По капле, медленно глотаю скуки яд.
Читать хочу; глаза над буквами скользят,
А мысли далеко... Я книгу закрываю;
Беру перо, сижу; насильно вырываю
У музы дремлющей несвязные слова.
Ко звуку звук нейдет... Теряю все права
Над рифмой, над моей прислужницею странной:
Стих вяло тянется, холодный и туманный.
Усталый, с лирою я прекращаю спор,
Иду в гостиную; там слышу разговор
О близких выборах, о сахарном заводе;
Хозяйка хмурится в подобие погоде,
Стальными спицами проворно шевеля,
Иль про червонного гадает короля.
Тоска! Так день за днем идет в уединеньи!
Но если под вечер в печальное селенье,
Когда за шашками сижу я в уголке,
Приедет издали в кибитке иль возке
Нежданая семья: старушка, две девицы
(Две белокурые, две стройные сестрицы),-
Как оживляется глухая сторона!
Как жизнь, о боже мой, становится полна!
Сначала косвенно-внимательные взоры,
Потом слов несколько, потом и разговоры,
А там и дружный смех, и песни вечерком,
И вальсы резвые, и шопот за столом,
И взоры томные, и ветреные речи,
На узкой лестнице замедленные встречи;
И дева в сумерки выходит на крыльцо:
Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо!
Но бури севера не вредны русской розе.
Как жарко поцелуй пылает на морозе!
Как дева русская свежа в пыли снегов!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.