Продолжение записок клабера. Клабер повзрослел, и все больше рефлексирует по поводу знакомых.
А если всю жизнь – вот так просто, абсолютно без дела, просидеть в кафе? Что случится, если и дальше наблюдать за тем, как приходят и уходят люди? Услышать невзначай опавший чей-то смех, а потом слышать этот смех снова и снова, пока не закончится жизнь. Кафе имени моего сердца работает 25 часов в сутки… Ты только приходи… Побыстрее… Пожалуйста… Я не хочу, чтобы опять мелькали чужие лица.
…
…Из зеркала, из темноты кофейни, ко мне подбирается желание гулять до утра. Без мыслей, и одному, с ритмом в голове и виски в венах. Я растворяюсь в чил-аутах, прячусь по закоулкам танцполов, дрожу всем телом и сжимаю в руках ремешок пиквадровской сумки, срываюсь в такси, и прошу везти меня дальше, еще дальше. Мне так хочется увидеть свою бестелесную радость…
…
…Она ушла ближе к утру с незнакомцем. У барной стойки, ни о чем особо не разговаривая, они встретились. Позже, у нее дома, он ее выебал. Потом заснули. Она заснула даже чуточку раньше. Утром кофе ни о чем, и расставание навсегда. Ближе к закату она вышла в общество. Ее взгляд был печален, когда она открывала черную стеклянную дверь Инфинити. Детка, это всего лишь суббота…
…
Она смотрела на свое отражение сквозь дым сигарет. Очереди в туалеты – беда клубов. Это такое место, где, с одной стороны, можно расслабиться, и приоткрыть маску пафоса – естественные потребности, все же, берут свое, с другой, беда есть беда – мочевой пузырь, как та пенная вечеринка с брызгами, готов сделать шоу мокрых тряпок в любой момент. «Там трахаются», - деловито, и со знанием дела сказала стоящая впереди дурнушка такая прям)… Там и правда трахались. Она почувствовала себя такой одинокой, и так захотелось ей тепла, пусть с незнакомцем, пусть, на ночь, но почувствовать, почувствовать себя живой и любимой…
…
Где-то рядом, в темноте, плескалось море. Он знал об этом, он знал, что завтра снова не пойдет плавать и загорать, он курил сигарету около ворот, пока заносили продукты. Снова завязал сзади бантик на официантском фартуке, и пошел подавать заказ. Его никто не замечает, он – атмосфера праздника, и ничего больше. Без имени, без права танцевать и разговаривать больше трех минут с людьми. Это лето, парень… И оно совсем не твое.
…
Я – открытое круглые сутки кафе. Люди приходят ко мне отдышаться, и снова отправляются в непроходимую, невыносимую ночь, которой нет ни конца, ни края…
Я волком бы
выгрыз
бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
любая бумажка.
Но эту...
По длинному фронту
купе
и кают
чиновник
учтивый
движется.
Сдают паспорта,
и я
сдаю
мою
пурпурную книжицу.
К одним паспортам —
улыбка у рта.
К другим —
отношение плевое.
С почтеньем
берут, например,
паспорта
с двухспальным
английским левою.
Глазами
доброго дядю выев,
не переставая
кланяться,
берут,
как будто берут чаевые,
паспорт
американца.
На польский —
глядят,
как в афишу коза.
На польский —
выпяливают глаза
в тугой
полицейской слоновости —
откуда, мол,
и что это за
географические новости?
И не повернув
головы кочан
и чувств
никаких
не изведав,
берут,
не моргнув,
паспорта датчан
и разных
прочих
шведов.
И вдруг,
как будто
ожогом,
рот
скривило
господину.
Это
господин чиновник
берет
мою
краснокожую паспортину.
Берет -
как бомбу,
берет —
как ежа,
как бритву
обоюдоострую,
берет,
как гремучую
в 20 жал
змею
двухметроворостую.
Моргнул
многозначаще
глаз носильщика,
хоть вещи
снесет задаром вам.
Жандарм
вопросительно
смотрит на сыщика,
сыщик
на жандарма.
С каким наслажденьем
жандармской кастой
я был бы
исхлестан и распят
за то,
что в руках у меня
молоткастый,
серпастый
советский паспорт.
Я волком бы
выгрыз
бюрократизм.
К мандатам
почтения нету.
К любым
чертям с матерями
катись
любая бумажка.
Но эту...
Я
достаю
из широких штанин
дубликатом
бесценного груза.
Читайте,
завидуйте,
я -
гражданин
Советского Союза.
1929
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
