Продолжение записок клабера. Клабер повзрослел, и все больше рефлексирует по поводу знакомых.
А если всю жизнь – вот так просто, абсолютно без дела, просидеть в кафе? Что случится, если и дальше наблюдать за тем, как приходят и уходят люди? Услышать невзначай опавший чей-то смех, а потом слышать этот смех снова и снова, пока не закончится жизнь. Кафе имени моего сердца работает 25 часов в сутки… Ты только приходи… Побыстрее… Пожалуйста… Я не хочу, чтобы опять мелькали чужие лица.
…
…Из зеркала, из темноты кофейни, ко мне подбирается желание гулять до утра. Без мыслей, и одному, с ритмом в голове и виски в венах. Я растворяюсь в чил-аутах, прячусь по закоулкам танцполов, дрожу всем телом и сжимаю в руках ремешок пиквадровской сумки, срываюсь в такси, и прошу везти меня дальше, еще дальше. Мне так хочется увидеть свою бестелесную радость…
…
…Она ушла ближе к утру с незнакомцем. У барной стойки, ни о чем особо не разговаривая, они встретились. Позже, у нее дома, он ее выебал. Потом заснули. Она заснула даже чуточку раньше. Утром кофе ни о чем, и расставание навсегда. Ближе к закату она вышла в общество. Ее взгляд был печален, когда она открывала черную стеклянную дверь Инфинити. Детка, это всего лишь суббота…
…
Она смотрела на свое отражение сквозь дым сигарет. Очереди в туалеты – беда клубов. Это такое место, где, с одной стороны, можно расслабиться, и приоткрыть маску пафоса – естественные потребности, все же, берут свое, с другой, беда есть беда – мочевой пузырь, как та пенная вечеринка с брызгами, готов сделать шоу мокрых тряпок в любой момент. «Там трахаются», - деловито, и со знанием дела сказала стоящая впереди дурнушка такая прям)… Там и правда трахались. Она почувствовала себя такой одинокой, и так захотелось ей тепла, пусть с незнакомцем, пусть, на ночь, но почувствовать, почувствовать себя живой и любимой…
…
Где-то рядом, в темноте, плескалось море. Он знал об этом, он знал, что завтра снова не пойдет плавать и загорать, он курил сигарету около ворот, пока заносили продукты. Снова завязал сзади бантик на официантском фартуке, и пошел подавать заказ. Его никто не замечает, он – атмосфера праздника, и ничего больше. Без имени, без права танцевать и разговаривать больше трех минут с людьми. Это лето, парень… И оно совсем не твое.
…
Я – открытое круглые сутки кафе. Люди приходят ко мне отдышаться, и снова отправляются в непроходимую, невыносимую ночь, которой нет ни конца, ни края…
Наверно, я погиб: глаза закрою — вижу.
Наверно, я погиб: робею, а потом —
Куда мне до нее — она была в Париже,
И я вчера узнал — не только в нем одном!
Какие песни пел я ей про Север дальний! —
Я думал: вот чуть-чуть — и будем мы на ты, —
Но я напрасно пел о полосе нейтральной —
Ей глубоко плевать, какие там цветы.
Я спел тогда еще — я думал, это ближе —
«Про счетчик», «Про того, кто раньше с нею был»...
Но что ей до меня — она была в Париже, —
Ей сам Марсель Марсо чевой-то говорил!
Я бросил свой завод, хоть, в общем, был не вправе, —
Засел за словари на совесть и на страх...
Но что ей от того — она уже в Варшаве, —
Мы снова говорим на разных языках...
Приедет — я скажу по-польски: «Прошу пани,
Прими таким, как есть, не буду больше петь...»
Но что ей до меня — она уже в Иране, —
Я понял: мне за ней, конечно, не успеть!
Она сегодня здесь, а завтра будет в Осле, —
Да, я попал впросак, да, я попал в беду!..
Кто раньше с нею был, и тот, кто будет после, —
Пусть пробуют они — я лучше пережду!
1966
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
